В тамбуре он закурил. Когда поезд остановился, вышел на платформу, смешавшись с толпой пассажиров, поднял воротник плаща, перешел на другую платформу и через минуту две сел в поезд, идущий в Москву. Расписание он изучил точно.
В Москве, на Арбате, он сошел с трамвая на одну остановку раньше своей; медленно пошел по противоположной стороне улицы, по прежнему с поднятым воротником; вошел в ворота своего дома, когда оттуда хлынула толпа из кинотеатра «Арбатский Арс», - Николай Львович рассчитал свой приезд так, чтобы попасть к концу сеанса.
Смешавшись с толпой, он пересек двор, бросил взгляд на окна своей квартиры - они были темны. С заднего двора он быстро вошел в подъезд черного хода, поднялся по лестнице и открыл дверь.
Не зажигая света, через кухню прошел в столовую. В тусклом свете, доходившем из окон соседнего корпуса, увидел папку на столе, на прежнем месте.
Николай Львович приоткрыл дверь в комнату Люды. Андрей спал.
Значит, Андрей ни при чем.
По прежнему не зажигая света, Николай Львович снял пальто, повесил на вешалку, посмотрел на часы: еще только половина десятого. Ну что ж! Подождем!
Глава 25
Из цирка они доехали до Арбатской площади на «Аннушке», как называли москвичи трамвай «А», и по Арбату пошли пешком.
Шныра и Паштет убежали вперед. Миша и Валентин Валентинович медленно шли по улице.
От встречи с Эллен Миша ожидал другого. Чего именно - не знал. Шел с надеждой. Какой - тоже не мог сказать.
Девочка, с которой он еще год назад был снисходителен, теперь была снисходительна к нему - сознание, оскорбительное для молодого человека, считающего себя мужчиной.
Уход в личное Миша всегда третировал как обкрадывание общественного. Теперь этой формуле был нанесен удар: мысль об Эллен не покидала его.
- Цирк - прекрасное зрелище, - говорил между тем Валентин Валентинович, - но многое преувеличивает. Эффект достигается манипуляциями, зритель принимает их за чистую монету. На манеже мужчины кажутся Аполлонами, женщины - Афродитами, а за кулисами… Такое разочарование… Я не говорю об Эллен Буш, она действительно красавица, это делает честь вашему вкусу.
- Почему моему? - нахмурился Миша.
- Мне показалось, что у вас к ней особенное отношение…
Миша остановился, вызывающе спросил:
- Как вы смеете это говорить? Какое, собственно, вам дело?
Они стояли друг против друга.
Ладно, стерпим, возьмем себя в руки, он накажет Мишу, когда увезет Эллен, вот тогда этот идейный мальчик попляшет. Сейчас не время.
- Прошу прощения, Миша, я вел себя как хам, признаю. Но злого умысла не было, поверьте. Я преисполнен к вам самого лучшего, самого доброго отношения. А за амикошонство, повторяю, простите.
Они пошли дальше.
Миша хмуро молчал.
- Вы сердитесь, - сказал Валентин Валентинович, - вы правы. В вашем возрасте это трепетно, серьезно, а мы, старики, - скоты и циники. Мне стыдно за себя, поверьте… Хотите поехать со мной на бега? - неожиданно спросил он.
- Меня это не привлекает.
- Жаль. Лошади - моя страсть. В этом я кое что понимаю. Игрок! Да да, играю в тотализатор. Это предосудительно, я знаю, за азартную игру в тотализатор исключают из партии, но я беспартийный, более того, я обыватель. Представьте себе! Обыватель тоже предосудительно, но у каждого своя судьба. Вы комсомолец, человек идейный, а я рядовой совслужащий, получаю небольшой оклад, крошечные проценты…
- Все люди живут на зарплату.
Валентин Валентинович покосился на Мишу. Мальчик поучает. Что ж, продолжим комедию.
- Понимаете, Миша, люблю хорошо пожить. У меня примитивные потребности. Хорошо жить - тоже примитивная потребность, не правда ли?
Миша пожал плечами. Его вызывают на разговор, а он не хочет разговора - этот человек ему чужд, что он будет ему доказывать?!
Не дождавшись ответа, Навроцкий продолжал:
- Да, люблю хорошо пожить. Вы спросите, как? Отвечаю: лошадки выручают. Я не просто игрок, я счастливый игрок.
Его смех громко прозвучал в тишине ночной улицы.
- Да, Миша, я счастливый игрок, вот кто я такой. Я знаю, я вам не нравлюсь, и вот смотрите: делаю все, чтобы понравиться еще меньше. Дурацкий характер! Вместо того чтобы завоевать ваши симпатии, я наоборот, углубляю ваши антипатии. Кстати, - неожиданно спросил он, - почему я вам не нравлюсь?
Его болтовня раздражала Мишу, он чувствовал скрытое издевательство и сухо ответил:
- Какая разница? Мне, например, безразлично, нравлюсь я вам или нет.
- Вы не считаетесь с мнением других людей?
- Считаться с мнениями других вовсе не означает всем нравиться.
- И все же я вам не нравлюсь, признайтесь! - настаивал Навроцкий.
- Да, не нравитесь.
- За что именно, интересно узнать?
- Вы получили вагон мануфактуры. Помните, я помогал толкать этот вагон?
- Конечно, помню.
- Зимин велел этот вагон задержать, но вагон отправили, а Зимину сказали, что не успели задержать.
- Кто сказал?
- Кладовщик Панфилов.
- А я при чем?
- Вы вместе с Панфиловым и Красавцевым обманули Зимина.