Кошачьи язычки

Если там не будет заграждения, я это сделаю. Увы, они понаставили заграждений везде, откуда можно сигануть вниз. Видимо, накопили печальный опыт. Я люблю высокие здания. Их любит каждый, кто не в ладах с жизнью. Это наше утешение, обещание свободы. Я упала бы на рыночную площадь, прямо между фиакрами, битком набитыми туристами. Зашоренные лошади услышали бы глухой стук, может, учуяли бы запах крови и забеспокоились бы, а туристы подняли бы визг. Потом, вернувшись домой, с горящими глазами рассказывали бы о кульминационном пункте своего путешествия, о том, как своими глазами, средь бела дня, видели настоящее самоубийство. А я превратилась бы в кашу. Неузнаваемая, изломанная, стертая из жизни.

Додо

По крайней мере, я слиняла с этой башни. Спасибо Норе. И она еще меня благодарит. Так что прошвырнемся по площади, дожидаясь Клер.

Я уже давно заметила, как легко она покупается на любую любезность, самую пустяковую. Подари ей начатую пачку бумажных платков, когда у нее течет из носа, и она век этого не забудет. Просияет и даст тебе почувствовать себя хорошим человеком. Плохо только, что она, в свою очередь, надеется на ответную благодарность. Взять хоть эти сырные палочки в поезде. Поди, ждет не дождется, когда я еще разок вспомню про них и скажу ей спасибо. Да, мне ничего не стоит лишний раз сказать спасибо, но я ненавижу, когда на меня давят. Никогда не забуду тот завтрак у нее дома, когда я осталась у них ночевать. Спасибо-пожалуйста-спасибо-пожалуйста-спасибо-пожалуйста — поесть некогда, да еще надо было все время рассыпаться в благодарностях перед ее Мамулей, хотя та пальцем о палец не ударила, на стол накрывали мы с Норой. Полный отстой!

— А помнишь, как мы у нас дома играли в пох? — спросила я ее. — На деньги?

Она оторвала взгляд от пары тощих кляч в шорах, запряженных в громыхающий по площади фиакр. Они выглядели так, будто они вот-вот свалятся замертво.

— Боже, пох! — она просияла. — И под конец у твоей матери оказывалось больше всех денег, помнишь? Она никогда не проигрывала. И всегда получала сумасшедшее удовольствие.

— Деньги… — повторила я. — Мы всегда играли на деньги. Я очень хорошо помню, как ты во время наших баталий выходила из себя. Но почему? Ты что, теряла над собой контроль, или как? Понимаешь, о чем я?

Она сморщила лоб:

— Что же тут удивительного? Почему я не могла расслабиться и немного побушевать? Ты сама всегда говорила, что я слишком зажата.

— Вот именно, — поддакнула я. — Не знаю, но мне казалось, у вас дома все было так строго, чопорно… А у нас ты становилась совсем другой. Особенно во время игры. Однажды ударила по ноге Хартмута под столом. Разозлилась, потому что подумала…

— Но он жульничал! — засверкала она на меня глазами. — Забрал себе моего червового туза!

Проклятье! Она до сих пор помнит все детали, это невозможно! Говорить с ней в принципе бесполезно. Вот бы понять, почему мы такие, какие есть, а не другие.

— Хорошо, — смирилась я. — Вопрос снимается.

— Ничего не снимается, — не согласилась она. — Я сама много думала о том случае. Мне нравился Хартмут, ты же знаешь, я не хотела причинять ему боль, просто я почувствовала себя обманутой и…

— Ты пнула его, — перебила я, — потому что терпеть не могла проигрывать.

Она бросила на меня быстрый взгляд, а потом принялась быстро застегивать пальто.

— К чему это ты?

— Да так, — бросила я. — Но готова спорить, дома, когда ты играла с родителями, всегда выигрывала.

— Не помню, — буркнула она.

— Ну конечно, — хмыкнула я и тут увидела Клер, которая выходила из ворот. Я сунула в рот два пальца и издала пронзительный свист. Нора вздрогнула.

Нора

По дороге в отель Додо заметила китайский ресторан и, разумеется, захотела непременно опробовать его на нас. В этом она вся — готова польститься на любую яркую вывеску. «De lange Muur»…[10] Смесь культур — это ее заводит, и она ни за что не пройдет мимо, даже если дальше названия на вывеске дело не идет.

Днем мы позволили себе небольшую сиесту, после чего она явилась ко мне в номер и огласила наши планы на вечер. С Клер она уже все обсудила. Я знаю, это, наверное, глупо, но разве не следовало посоветоваться и со мной? Но я проглотила это замечание. Все это не важно, не важно…

— После ужина идем на дискотеку, о’кей?

— О боже! — не сдержалась я. — Без меня. Я для этого слишком стара. — Хотя всегда любила танцевать — страстно любила. Особенно с хорошим партнером, Папашкой, например, или Ахимом. Когда я танцевала последний раз? На летнем празднике в теннисном клубе, кажется, в июне 97-го, помню еще, я боялась и одновременно надеялась, что Лотар тоже туда придет.

Додо принялась меня уговаривать.

— Ну пойдем, Нора, — завелась она, — растрясемся немного, получим удовольствие. Вспомни игру в пох. Плевать, что о нас подумают, нас здесь никто не знает. Кроме того, никакие мы не старухи! Мы — дамы в самом соку! — Она обняла меня за талию и пару шагов провела по комнате.