Кошачья голова

У хозяев был старый, но крепкий одноэтажный дом, с пристроенной сбоку верандой. В доме все было очень простое и функциональное, чистое, хотя не новое. Печь, урчащий холодильник родом из прошлого века, кухонная раковина и газовая плитка, отделенные повешенным на проволоке большим выцветшим куском ткани. Очень простая мебель, допотопный телевизор, аккуратно прикрытый салфеткой. Как-то сразу стан

овилось понятно, что его смотрели очень редко. По стенам развешены старые черно-белые фотографии, на которых изображены напряженно глядящие прямо перед собой люди разных возрастов. Видимо, для них фотографироваться было в диковинку. Ни одной цветной и современной фотки я не заметил. Зато на стене рядом с раковиной висел лунный календарь садовых посадок на этот год с изображением котят. В самом углу комнаты на полочке, почти скрытая в тени и к тому же заваленная какими-то ветками с уже скукожившимися засохшими листьями, стояла икона, лик на ней был практически неразличим.

Алина как-то мялась, не хотела порог переступать. Пока мы с мамой вещи перетаскивали, все пропускала нас вперед. А потом Лида Пална бросила взгляд куда-то на дверную притолоку, взяла Алину за рукав и, что-то пришептывая, спокойно завела ее в дом. Сестра и не сопротивлялась.

Я тоже посмотрел: прямо над входной дверью между притолокой и толстенной деревянной балкой, идущей вдоль всего потолка, была вставлена зубастая рыбья голова, точнее, только одни ее кости. Выглядела она устрашающе. Странное украшение, надо сказать.

Алина никак не могла этот рыбий череп видеть, и я даже не уверен, что именно он не давал ей зайти в дом. Но в последнее время я ни в чем не уверен…

Михал Семеныч, перешагнув порог, привычным движением снял с головы кепку, перекрестился. Потом вышел за чем-то во двор и тут же, сразу за порогом, нахлобучил кепку обратно. Зашел снова в дом и вообще засунул головной убор в карман. Наверное, тут так принято. Я из вежливости тоже снял бейсболку, чем почему-то вызвал у деда усмешку:

— Тю! А ты вон, обритый. Вши, что ли?

— Ага, — легко согласился я, но поймал мамин взгляд и тут же добавил: — То есть уже нет.

Удивительно, что бритая голова Алины вообще ни у кого вопросов не вызывала. Видимо, любая странность в ее поведении и внешнем виде легко объяснялась тем, что она приехала на лечение.

Из-за спины Михал Семеныча высунулась девочка лет десяти и с любопытством, как на зверушек в зоопарке, уставилась на нас. Наверное, та самая Снежана.

Полосатая футболка, розовые шорты, растрепанные русые волосы, на которых на честном слове держались пластмассовые заколки. Почти черная от загара, со сбитыми коленками. Лицо хитренькое. Девочка как девочка. Мелкая. Что-то в ней было несимпатичное. Обыкновенная, не страшненькая, не пойму, почему она сразу вызвала во мне какое-то иррациональное раздражение.

— А, бесенок, смотри, жених приехал.

И взрослые, довольные дурацкой шуткой, рассмеялись. Даже мама с сестрой переглянулись, пряча улыбки.

Отвратительно! Ненавижу такие дебильные шуточки.

Девчонка аж засветилась от удовольствия, приняв все за чистую монету. В ней сразу проступило что-то хищное, такое, чего не должно быть в ее возрасте. Надежды, что она окажется адекватной, рухнули.

И еще я бесился, что при появлении этой глупой быстро нацепил бейсболку, как идиот. Решил, что Снежана старше будет, хотя бы моего возраста, хотел впечатление произвести, ну, на всякий случай. А тут еще эта шуточка про вшей… И вот теперь не знал, продолжать ли ходить в доме в бейсболке или лучше через некоторое время незаметно ее снять. Неловкая, дебильная ситуация.

Я подумал, что мне мама сделает замечание, но она вообще внимания не обратила. Потом посмотрел на Михал Семеныча с его кепкой в кармане, нехотя тоже стащил с головы свою бейсболку и принялся отряхивать ее, будто от какой-то мошки.

С одной стороны, теперь можно было не стесняться хозяйской внучки, потому что она мелкая и мне не понравилась. С другой стороны, с ней даже не пообщаешься нормально. Лучше бы вообще без нее, если честно. Или была бы она внуком, а не внучкой…

Хозяйка сказала нам мыть руки и пригласила за стол с клеенчатой скатертью в крупных подсолнухах, накрытый в закутке, похожем на кухню. Собственно, это и была кухня.

— Тощие вы какие-то. Сразу видно, что больные. Ну, ясно дело, экология какая там у вас.

Лида Пална налила три огромные тарелки борща, шмякнула по ложке жирной сметаны и каждому отрезала по внушительному ломтю хлеба, причем резала не на доске, а на весу, прижав буханку к груди и бесстрашно орудуя ножом, похожим скорее на тесак.

Я бросил быстрый взгляд на Алину. Неужели она откажется есть? Борщ пах обалденно, ум отъешь.

Мама сразу взяла ложку и, попробовав, немедленно стала расхваливать кулинарные способности Лиды Палны.

Та прямо расцвела. Я из вежливости невнятно пробубнил благодарность с набитым ртом, только чтобы от меня отстали.

Хозяйка села прямо напротив Алины и стала внимательно на нее смотреть. Сестра нехотя взяла ложку, за

черпнула, отправила в рот. Ей явно хотелось еще, было вкусно. Но что-то будто удерживало.