Кошак

К вечеру стало понятно, что жёсткие игры обещают затянуться. На всю ночь. Первыми посылами к этому стали всё учащающиеся «спонтанные вспышки» секса. В процессе спарринга то одна, то другая валькирия в какой-то момент просто утрачивала способность соображать и набрасывалась на меня с отнюдь не боевым настроем. Секс начинался аккурат в той позе, в какой кошку заставала эмоциональная вспышка. Любая попытка оторвать такую бестию заканчивалась рычанием, плавно переходящим в шипение и удары когтями наотмашь. Девочки натурально вошли в раж, и чем больше таких вспышек происходило, тем сильней они распалялись. Такое ощущение, что страсть распространялась как инфекция, воздушно-капельным путём.

Эмоции. Всё дело было, конечно же, в эмоциях, а именно, в том эмоциональном фоне, что разлился в тренировочной зоне, пульсируя в душах беснующихся здесь кошек. Все валькирии испускали флюиды сексуальности, и я сам оказался самой «тяжёлой» жертвой инфекции. Но мне, как единственному мужчине в коллективе, было проще. Или сложней. Тут уж с какой стороны посмотреть.

И когда уже всем стало ясно, что никакой тренировки не получится, и вообще-то пора заканчивать маяться дурью, и отправляться в расположение продолжать «тренинг» уже там, в тренировочную зону вошла Смерть. Вошла, осмотрелась, глубоко вдохнула. Ноздри Высшей валькирии ощутимо затрепетали, улавливая витающий в воздухе аромат возбуждения и безудержной сексуальной энергии. Глазки вспыхнули предвкушением.

Только теперь девочка в полной мере осознала, насколько сильно соскучилась по своему коту. Она ведь даже по прилёту на планету не воспользовалась представившейся возможностью, за что себя всё время корила. Была даже мысль наведаться в медицинский блок, но это было бы слишком уж радикально. На то есть валькирии из стаи. Нечего кому ни попадя языком трепать о сердечных делах Высшей — да ещё и с подчинённым котом, только-только начавшим осваиваться в стае, из которой не так давно была изгнана неудобная валькирия. Ведь со звёздных станется обвинить её в попытке решить личные вопросы в ущерб Экспансии. Они такие. Упёртые и непрошибаемые. Но сейчас, когда метиллия увидела перед собой объект собственных душевных терзаний, у неё начало ощутимо сносить крышу. А что такое снесённая крыша у Тины А`Гийн, многие кошки знали не понаслышке.

Тина живым воплощением собственного прозвища ворвалась на татами. Вот я ухожу от атаки Риты, планируя следующей серией ударов довершить начатое, и отправить эту ариалу на татами, а вот уже сам лежу, сбитый с ног и придавленный к матам. Белые пряди ещё висят снежным шлейфом в воздухе, а на когтях валькирии уже отблёскивает свет. Удар, ещё удар. Грудь взрывается болью, но вместе с ней душу опаляет возбуждение. Надо мной плещущие безумием глаза Высшей — лишённые радужек, а оттого кажущиеся провалами во тьму души этой совсем непростой женщины.

Удары сыплются один за другим, однако и я не лежу без дела. Толчок, ещё один — и вот уже жёсткая позиция девочки нарушена, сместившийся центр тяжести делает её уязвимой, чем я и пользуюсь. Удар в солнечное сплетение заставляет кошку на секунду потерять координацию. Этого времени мне хватает, чтобы ужом вывернуться из-под покачнувшейся воительницы. Мгновение — и мы оба стоим на ногах, друг напротив друга, неотрывно вглядываясь друг другу в глаза.

Маты скользкие от крови, кровь капает с боевых имплантов моей противницы, но это не имеет никакого значения. Давно уже боль не имеет такой власти над разумом, какую имела в глубоком детстве. Детдомовские детки, первый учитель, а потом и вот эта ненормальная навсегда отучили меня от природной реакции на боль. По венам, кажется, вместе с пульсацией ран, растекается овеществлённое возбуждение. С животным рыком я устремляюсь в атаку…

Мы кружились на татами в странном, дёрганом танце боя. Удары, увороты, короткие взблески стали — белой у меня и чёрно-серой у кошки напротив, — всё это сливалось в единую завораживающую картину, так что мои боевые сёстры невольно сгрудились на канатах, пристально и жадно выхватывая особенно пикантные детали схватки. А пикантных моментов хватало. Всё же полноценным боем нашу игру назвать было сложно, Тина пыталась меня подмять, я же всеми силами пытался не дать ей этого сделать. Учитывая перевес в мастерстве у Высшей, цели разворачивающейся на матах игры и вовсе терялись в паутине безумия. Валькирия позволяла мне вести свою игру, упивалась ею, и неизменным во всём этом хороводе абсурда оставались лишь непрекращающиеся успешные атаки боевых имплантов чертовки. Тина раз за разом достигала намеченной цели, оставляя на моём теле всё новые и новые кровавые борозды.