Кошка на раскаленной крыше

По какой-то причине она, проходя мимо Гупера, с силой тычет его в бок. Он бьет ее по руке, не отводя глаз от лица Мамы.

Доктор Бо. Правда, еще прежде чем приступить к обследованию, они были на девяносто девять и девять десятых процента уверены…

Мама. Уверены в чем, уверены в чем, уверены в чем? В чем?! (С испуганным всхлипыванием ловит ртом воздух.)

Мэй быстро целует ее. Она, продолжая смотреть на доктора, резко отпихивает Мэй от себя.

Мэй. Мамочка, мужайтесь!

Брик (стоя в дверях, тихо).

«Льется свет, льется свет Серебристый луны-ы-ы…»

Гупер. Помолчи, Брик!

Брик. Извиняюсь… (Неторопливо выходит на галерею.)

Доктор Бо. Но на этот раз у него, понимаете, вырезали кусочек этой опухоли, то есть взяли образчик ткани и…

Мама. Опухоли? Вы сказали, что у Папы…

Доктор Бо.

Погодите минутку.

Мама (неистово). Вы сказали нам с Папой, что он вполне здоров, если не считать…

Мэй. Мама, они ведь всегда…

Гупер. Слушай, дай доку Бо кончить!

Мама. …небольшого спастического расстройства… (Всхлипывает.)

Доктор Бо. Да, именно это мы сказали Папе. Но тот кусочек ткани был исследован в лаборатории, и я с сожалением должен сообщить, что анализ дал положительный результат. Опухоль… гм… злокачественна…

Пауза.

Мама. Рак?! Рак?!

Доктор Бо мрачно кивает. Мама издает протяжный сдавленный крик.

Мэй и Гупер. Ну-ну, Мама, не надо, крепитесь, ты же должна знать…

Мама. Почему же ее у него не вырезали? А? А?

Доктор Бо. Она слишком сильно разрослась, захватила слишком много органов.

Мэй

. Мама, у него и печень затронута, и почки! Болезнь зашла так далеко, что опухоль стала, как они говорят…

Гупер. Неоперабельной.

Мэй. Да-да…

Мама вздыхает так, словно это ее последний вздох.

Тукер. Тс-тс-тс-тс-тс!

Доктор Бо. Операцию делать было уже поздно.

Мэй. Вот почему он так пожелтел, мамочка!

Мама. Отойди от меня, Мэй, отойди от меня! (Резко поднимается.) Я хочу видеть Брика! Где Брик? Где мой единственный сын?!

Мэй. Мама! Она сказала «единственный сын»?

Гупер. А кто же тогда я?

Мэй. Трезвый, ответственный человек, отец пятерых малюток! Шестерых!

Мама. Пусть мне Брик скажет! Брик! Брик!

Маргарет (очнувшись от раздумья, в которое она погрузилась в стороне от других). Брик так расстроился, что не выдержал и снова вышел.

Мама.

Брик!

Маргарет. Мама, позвольте я вам скажу!

Мама. Нет, нет, оставь меня, ты не моя кровь!

Гупер. Мама, я твой сын! Выслушай меня!

Мэй. Гупер – ваш сын, он ваш первенец!

Мама. Гупер никогда не любил Папу.

Мэй (показывает всем своим видом, что ужасно возмущена). Это неправда!

Пауза. Священник покашливает и поднимается.

Тукер (к Мэй). Пожалуй, мне лучше теперь уйти.

Мэй (учтиво, печальным голосом). Да, ваше преподобие, идите.

Тукер (тихо). До свидания, спокойной ночи, да будет благословение Господне на вас… и на доме сем… (Выходит.)

Доктор Бо.

Хороший, казалось бы, человек, но такта ни на грош нет. Завел эти разговоры о дарственных витражах в память усопших, и добро бы один случай припомнил, а то ведь десяток перебрал! Или еще о том, как ужасно, когда умирают без завещания, какие тогда начинаются юридические дрязги, и так далее и тому подобное.

Мэй показывает на Маму.

Да, так вот… (Вздыхает.)

Мама. Это какая-то ошибка. Я знаю, это просто дурной сон.

Доктор Бо. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы облегчить его положение.

Мама. Да, это просто дурной сон, вот что это такое… Это просто страшный сон!

Гупер. Мне кажется, Папу беспокоит какая-то боль, но он не хочет в этом признаться.

Мама. Просто сон, дурной сон…

Доктор Бо. Да, так бывает: они думают, если не сознаваться, что у тебя что-то болит, то вроде как и болезни нет. Многие из них это скрывают.

Гупер (со злорадством). Да, они хитрят насчет этого, становятся такими хитрецами!

Мэй. Мы с Гупером считаем…

Гупер. Помолчи, Мэй! По-моему, пора начать впрыскивать Папе морфий.

Доктор Бо. Видите ли, эта боль, когда она усилится, настолько мучительна, что Папе понадобится морфий, чтобы перенести ее.

Мама. Говорю вам, никто не будет давать Папе морфий.

Мэй. Неужели, Мама, вы хотите, чтобы Папа мучился, вы же знаете…