Впервые Саша почувствовал, что пьяница может сказать что-то путное. Но договорить дяде Сене не удалось. В этот момент в дверях показался следователь. Саша уже успел выяснить, что зовут его Алексеем, что он сотрудник совсем молодой, и это чуть ли не его первое серьезное дело, которое ему вряд ли бы вообще досталось, кабы не сильнейшая загруженность его более опытных товарищей.
– У меня есть две новости, – произнес он. – Хорошая и плохая. Скажу сперва хорошую. На одежде обоих наших главных подозреваемых – детей покойного – обнаружены совсем свежие следы крови. Эта кровь может принадлежать убитому.
Какое-то время в комнате царила тишина. Потом Виктор дрогнувшим голосом спросил:
– Если это хорошая, то какая же тогда плохая?
– Следов пороха ни на одежде, ни на руках подозреваемых нами обнаружено не было, – с видимым огорчением произнес следователь. – Значит, если они и были в комнате погибшего, то сами в него не стреляли.
– Ура! Алиска с Эликом невиновны!
– Нет, это не снимает с них подозрения в соучастии. У них мог быть третий соучастник! Кто-нибудь из близких лиц. Жена… или любовник.
При упоминании любовника Алиска побледнела. Это заметил не только Саша, но и следователь.
– Ничего не хотите мне сказать?
Алиса покачала головой.
– А вы?
Теперь следователь смотрел на Мусю. Та возмутилась:
– Я смотрела салют! Вместе со всеми! Сидела рядом с Глафирой, она подтвердит!
К сожалению, Глафиры в данный момент не оказалось рядом. Она все-таки ушла к себе домой, чтобы проверить сохранность картины с жеребенком.
– Пока что никого задерживать я не буду, но предупреждаю: никому из гостей или родственников за пределы города или области не уезжать. Вы можете понадобиться следствию в качестве свидетелей…
– …или подозреваемых! – ехидно перебил его дядя Сеня.
– …в любую минуту!
С этими словами Алексей окинул всех суровым взглядом и вышел, предупредив, что его сотрудники вернутся на рассвете, чтобы еще раз при дневном свете обыскать лужайку и участок вокруг дома на предмет поиска орудия преступления.
В дверях он столкнулся с Глафирой, которая бегала к себе домой и сильно запыхалась.
– Все в порядке с моей картиной! – с укором произнесла она, увидев в толпе гостей Сашу. – И нечего было меня гонять туда-обратно.
Тут она взглянула на тетушку Софию и воскликнула:
– Вы же тоже вместе со мной картины покупали!
– Какие картины, голубушка? Ничего я не покупала.
– Ну как же! – настаивала Глафира. – С животными! Я себе с лошадкой взяла, а вам с овечкой и коровками достались.
Супруг тетушки Софии так и покатился со смеху.
– Да висят у нас эти полотна! Самых подходящих животных жена себе выбрала. Корова и овца! Как раз по ней герои!
Но тут он что-то сообразил, смеяться перестал и взглянул на жену очень строго:
– Э! А что это получается, картины ты покупала? Мне ты сказала, что они тебе даром достались.
Теперь наступил черед веселиться Глафире:
– Кто же такие прекрасные картины просто так подарит! Ищите себе дураков в другом месте.
– Ну, одну дуру я уже нашел, – произнес Анатолий Андреевич, в упор глядя на супругу. – Как это понимать? Покупала или подарили?
– Я тебе все объясню.
Неприятный мужик хотел еще что-то сказать, но тетушка София проворно спряталась за спинами других гостей, а к Анатолию Андреевичу подошли Виктор с женой.
– А вы что, уже все расходитесь? – воскликнула Глафира, которая только сейчас заметила, что в холле собралось слишком много народу.
– Да, Глаша, вечер перестал быть томным, – произнес дядя Сеня, которого под руки вели двое его друзей. – Не желаешь ли прокатиться с нами в нашем кабриолете?
Но Глафира лишь фыркнула. Пьяная галантность дяди Сени совсем ее не привлекла. Но тот ничуть не расстроился. Заплетающимся языком он продолжал сыпать комплименты дамам и приглашать всех подряд поехать отмечать это событие в ресторан. Кажется, он уже успел забыть о том, что именинник мертв, и собирался продолжить отмечать его день рождения.
Уходить он никак не хотел, невзирая на совместные усилия, выдворить из дома пьяницу никак не получалось. Широкая душа дяди Сени требовала продолжения банкета.
– Кстати, раз уж все расходитесь, то забери! Мне чужого не нужно!
С этими словами Элик сунул Саше в руки сумочку. Ту самую сумочку в форме сердечка, с шелковой подкладкой и золотой цепочкой, которую Саша нашел в туалете на первом этаже.
– Ты же сказал, что сумочка принадлежит твоей жене.
– Я думал, что это сумочка Муси, но ее оказалась на месте. Эта чья-то другая. Ты ошибся.
Объяснять, что он сам совершил ошибку, было бы пустым номером. Элик никогда не признавался в том, что может быть не прав.
Саша молча принял сумочку назад, но тут дамским аксессуаром внезапно заинтересовался Анатолий Андреевич.
– Это же твоя сумочка, – произнес он, глядя на тетушку Софию. – И не смей мне возражать, это точно она! Прекрасно помню, как ты притащила ее вместе с другими покупками из той твоей поездки по Франции.
– Что ты, дорогой мой, это совсем другая.
– Нет, твоя! – настаивал супруг. – И ты сегодня явилась сюда с ней! Совсем ты стала безголовая! Корова! Или, точнее, овца! Бери свою сумку, и идем!