Кошмар за счет отеля

— А ты зубоскаль меньше, Фикса, — ухмыльнулся Тесик. — Забыл, что пять лет как зуб золотой пропил? Налей-ка лучше чарку старику.

— Это мы завсегда рады. — Фикса двинулся к центру комнаты, где на расстеленной газете красовался «гвоздь программы» — двадцатилитровая канистра чистого спирта. — Тебе как, с разводочкой или чистогана?

— Обижаешь старика, — хмыкнул Тесик. — С примесями пусть бабы пустоголовые пьют, а правильные мужики до самой смертушки чистяк употребляют.

— Как бы твои слова пророческими не оказались, — вступил в разговор щуплый мужичок, примостившийся у выхода. — Упьемся до смерти дармовым пойлом, помяните мое слово.

— Хорош дристать, Щуплый, — оборвал его Фикса. — Старик верно говорит: от халявы только идиоты отказываются. Да и за ради чего ему нас травить?

— И все равно, подозрительно это. — Щуплый перебрался поближе к старику. — Подумай сам, Тесик, с какого перепугу этому сытому пижону нас задарма поить?

Тесик принял из рук Фиксы наполненный до краев стакан, в три глотка осушил его и только после этого ответил:

— Больно ты подозрительный, Щупик. Видно, жизнь тебя била, да не добила. Я тебе так скажу: встречаются и среди богачей лохи, а наш благодетель как раз из таких. За что он нам канистру выкатил, помнишь? Дело для него должны сделать. Фундамент рыть — не кишки полоскать, на это время нужно и бабла немерено. Сэкономить мужик решил, что в этом зазорного? А что авансом платеж произвел, так от недостатка ума, вот что я тебе скажу. Решил, что работа спориться быстрее будет, если он нас заранее ублажит. А ты насочинял себе всякого, людям праздник портишь.

— Вот и я про то же. Спиртяга у него халявная, работа не срочная, почему бы не уважить людей? — вступил в разговор Калмык. — Сегодня покутим, завтра он нас на объект перебросит, мы за сутки ему такую траншею сварганим, экскаватор позавидует.

— Ага, сварганим. А он нам за это еще канистрочку. Лепота! — Фикса наполнил свой стакан. — Давай посудину, Щуплый. В компании и помирать веселее.

— А! Где наша не пропадала, лей, Фикса! — протянул стакан Щуплый. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

— Слышь, Щуплый, кончай бабу с косой поминать! Накаркаешь! — прорычал из угла белобрысый мужик. Он лежал лицом к стене, прижав руки к животу, лицо его сводила судорога. — Налей и мне, что ли, Фикса. Живот что-то прихватило. Может, выпью и полегчает.

— Тащи свою задницу сюда и стакан прихвати. Полечим твои колики. — Фикса подхватил канистру за ручку, потряс в воздухе: — Две трети осушили, слышь, Секач? Поторопился бы, а то на лечение не останется.

С полчаса в подвальном помещении стояла тишина. Тесик после выпитого стакана вырубился. Привалился бочком к разбитому подлокотнику и затих. Фикса устроился прямо на полу возле канистры, Щуплый отполз обратно к выходу. Калмык наблюдал за Секачем. Выпив стакан, тот вернулся на свой тюфяк, скрючился в углу и больше голос не подавал. Еще через двадцать минут Калмык схватился за голову, боль разрывала череп, будто по нему кувалдой били.

— Фикса, ты как, живой еще? — с трудом шевеля губами, спросил Калмык. — Что-то ты бледный какой-то.

Ответить Фикса не успел, у него началась жестокая рвота. Спазмы буквально выворачивали наизнанку желудок. Он потянулся к ведру с водой, рука скользнула по краю, опрокидывая посудину, вода растеклась по земляному полу. Рука Фиксы дважды дернулась и застыла. Калмык попытался встать с тюфяка, чтобы помочь приятелю, но все, на что оказался способен, это чуть приподняться над полом.

— Фикса, ты уж как-нибудь сам. Я немного посплю, а потом помогу тебе, — прошептал он и отключился.

Когда спустя сутки в заброшенный дом забрели грибники, их глазам предстала ужасная картина. Десяток обросших, пропахших мочой и рвотой бомжей лежали вповалку на полу. Все они были мертвы. Грибников из подвала как ветром сдуло. Справившись с позывами желудка, один из них достал сотовый телефон и набрал номер участкового.

Участковый примчался спустя десять минут. Заглушив двигатель, вышел из машины и направился к грибникам. Немецкая овчарка, питомица одного из грибников, повернувшись мордой к дому, исходилась лаем.

— Толик, угомони свою суку! — сердито прикрикнул участковый.

— Да как ее угомонишь, когда там такое, — обмахивая зеленое от пережитого ужаса лицо, проворчал Толик. — Ты бы, Сергей Николаевич, сам взглянул на тот ужас, небось тоже залаял бы.

— Что там у вас?

— Трупешники там, — подал голос второй грибник. — И не у нас, а у тебя, гражданин начальник.

— Ладно, Вовчик, разберемся, — стараясь придать солидности голосу, пробасил участковый. — Рассказывайте по порядку, как вы их обнаружили.

— Мы с Толиком за грибами пошли. Раненько вышли, Найду с собой взяли, собаке прогулки полезны, — начал рассказывать Вовчик. — Грибов, сам видишь, почти нет, корзины и до половины не добрали. Решили вернуться другой дорогой. На опушке бывают скопления опят, думали, здесь больше повезет. Как только к опушке вышли, Найда в лай. Без поводка была, рванула сюда. У пролома встала как вкопанная и выть. Жуть просто!