Космическая опера

Бернард Бикель произнес самым успокоительным тоном: «Находясь в незнакомом мире, можно ожидать применения самых неожиданных правил – особенно на планетах с высокоразвитым населением. Ничего не поделаешь: приходится либо соблюдать местные обычаи, либо уезжать не солоно хлебавши».

Леди Изабель досадливо заставила себя согласиться: «Надо полагать, вы правы. Тем не менее, когда такие идеалисты, как мы, затрачиваем время лучших исполнителей и значительные денежные суммы, чтобы принести в дар инопланетянам чудесные достижения нашей культуры, с их стороны можно было бы ожидать хотя бы какого-то выражения благодарности. Мне не нужны многословные заверения в восхищении и преклонении, меня удовлетворило бы хоть какое-то минимальное признание наших достижений. Не думаю, что…» Она прервалась, заметив приближение водяного-надзирателя. Тот что-то сказал. Личли перевел: «Надзиратель с нетерпением ожидает начала представления. Он отмечает, что мы опаздываем уже на девятнадцать минут».

Леди Изабель развела руками: «Придется подчиниться необходимости!» Она подала знак сэру Генри Риксону; тот с удивлением обвел взглядом пустовавшие ряды сидений – в зале присутствовал единственный водяной – и снова повернулся к леди Изабель с вопросительным выражением на лице. Та повторила повелительный жест. Сэр Генри поднял дирижерскую палочку, и прозвучали первые пассажи увертюры к «Севильскому цирюльнику».

Ввиду полного отсутствия какой-либо реакции в зале – в том числе со стороны регионального надзирателя – эту интерпретацию знаменитой комической оперы нельзя было назвать самой жизнерадостной из всех, какие помнили именитые исполнители – с другой стороны, виртуозные навыки тех же исполнителей не позволили опере превратиться в механическое повторение нот и телодвижений, какое нередко наблюдается в театрах с более посредственным составом труппы.

На протяжении всего спектакля надзиратель внимательно следил за происходящим, не выражая ни одобрения, ни порицания, и почти не двигался – лишь иногда он аккуратно вносил заметки в блокнот кисточкой, увлажненной чернилами.

Финальный хор завершился последним аккордом оркестра; занавес упал. Леди Изабель, Бернард Бикель и Дарвин Личли повернулись к водяному, делавшему последние записи. Закончив, надзиратель поднялся на ноги и направился к выходу. Не дожидаясь окрика леди Изабель, Дарвин Личли бросился вслед за водяным и догнал его. Они долго о чем-то спорили на верхней площадке трапа, пока леди Изабель не потеряла терпение и не потребовала уведомить ее о выводах, сделанных надзирателем.

Дарвин Личли с трудом выбирал слова: «Ему не понравилась музыка. Таково, в сущности, его заключение».

«Как так? – возмутилась леди Изабель. – Чем ему не понравился Россини?»

Надзиратель, по-видимому, догадался о причине восклицаний леди Изабель и обратился к Личли с целой речью, которую тот пытался, по мере возможности, переводить: «Он заметил большое количество нелепых несоответствий. Костюмы совершенно не подходят к местному климату. Теперь он выдвигает возражения музыковедческого характера… Певцы… – гм… я не знаю этого слова: „бграссик“. Гм. Что бы ни означал этот термин, певцы не справляются с обязанностями, когда пытаются – снова незнакомое выражение: „тэлу гьи шлрама“ – в сочетании с оркестровыми „причастностями“, что приводит к неправильной „гхарк джиссу“, что бы это ни значило. Под „причастностями“, возможно, подразумеваются обертоны… Последовательности аккордов не движутся с севера на запад – нет, наверное, он имеет в виду что-то другое». Переводчик напряженно прислушивался к надзирателю; тот методично зачитывал заметки: «Первоначальная перекличка двух хоровых ансамблей осталась незавершенной… „Брга скт гз“ последовал слишком скоро после „тхакал скт хыга“, причем и тот, и другой не соответствовали стандартной текстуре… Надзиратель находит дуэт, исполнявшийся примерно в середине оперы, любопытным в связи с необычной, но допустимой „грсгк ы тгсск трг“. Его не устраивает то, что оркестранты сидят слишком неподвижно – по его мнению, они должны вскакивать на ноги или, по меньшей мере, подскакивать на стульях в такт музыке. В целом сочинение производит впечатление варварской, недисциплинированной фантазии, в которой слишком многое противоречит основам – или субстрату? Возможно, он ссылается на недостаток легато… Как бы то ни было, он не может рекомендовать это произведение местному населению, пока не будут устранены, по меньшей мере, грубейшие ошибки».

Леди Изабель не верила своим ушам: «Очевидно, что он совершенно не понимает, зачем сочиняется и исполняется такая музыка. Попросите его сесть – я прикажу подать чаю».