Шерсть кельгианина недовольно зашевелилась. Он отвел взгляд от Джоан и приблизил свою остроконечную мордашку к лицу О'Мары.
– В таком случае задавайте ваши вопросы.
– Хорошо, – кивнул О'Мара. – Срединная часть вашего туловища и задние конечности были сжаты между тонущей тралтаншей и палубой на протяжении четырех с небольшим минут, после чего вы были высвобождены. Не испытываете ли вы неприятных ощущений в этих конечностях или мышцах, которые отвечают за их подвижность, или в кожном покрове в этих областях, в местах прикреплениях шерсти? Не ощущаете ли вы поверхностных болей, покалывания или каких-то других необычных симптомов со стороны других частей тела, непосредственно не подвергнувшихся временному сдавлению? Я понимаю: все произошло совсем недавно, и в вашем отношении к симптомам может присутствовать психологический компонент. Я сделаю скидку на любую эмоциональную окраску ваших ответов, поэтому будьте настолько объективны и субъективны, насколько пожелаете. Говорите.
Джоан снова нахмурилась.
– О'Мара, – проговорила она, – вам не кажется, что вы недостаточно тактичны в том?.. – начала она, но Кледент ее прервал.
– Я ощущаю боль во многих частях тела, – сказал он. – Эти ощущения могут быть и субъективными, но изнутри они чертовски объективны. Доктор мне такого количества вопросов не задавал. Вы меня начинаете пугать.
О'Мара воочию видел этот нараставший страх – вернее, этот страх ему помогали почувствовать память и медицинский опыт обитавшего в его сознании талантливого кельгианского хирурга. Шерсть Кледента ходила плотными неровными волнами.
– Страх, – сказал О'Мара, – это временное состояние, которое исчезает, когда исчезает неуверенность и устанавливается точная причина страха. Ваше состояние может быть как временным, так и нет, именно это я и пытаюсь выяснить. Что именно вам говорил Сеннельт, и что гораздо более важно, что он с вами делал?
– Наговорил он очень много всякого, – ответил кельгианин. – В основном он меня успокаивал, подбадривал, советовал не принимать случившееся близко к сердцу. Он обследовал меня всякими портативными сканерами, а потом поместил меня в камеру с невесомостью и высушил мою шерсть. Потом попросил пройтись по лазарету и наблюдал за мной, пока я не заявил, что проголодался. Тогда он привел меня сюда. А что еще он должен был сделать?
О'Мара молчал. Он размышлял об ограниченности возможностей и еще большей ограниченности опыта корабельного медика, который призван был знать понемножку обо всем, и большего от него никто не требовал. Сеннельт был хорошим врачом, но вот «Крескхаллар» не был Главным Госпиталем Сектора.
– В данных обстоятельствах, – проговорил наконец О'Мара, – ничего. А до высушивания вашей шерсти и в процессе него Сеннельт не обрабатывал ее никакими медицинскими препаратами, кондиционерами или еще какими-нибудь веществами?
– Нет, – твердо ответил Кледент. – Я бы не позволил. Моей шерсти все эти штучки ни к чему.
– Вижу, – кивнул O'Mapa. – Шерсть у вас необычайно красива и выразительна. Но когда вы пришли в столовую с Сеннельтом и, сев за стол, начали разговаривать со своими друзьями, я обратил внимание на то, что в целом подвижность вашей шерсти снизилась по сравнению с той, какую я наблюдал ранее. Пониженная реакция шерсти на голосовые и эмоциональные стимулы имеет второстепенное значение и может быть вызвана всего лишь посттравматическим шоком или сопутствующими психологическими факторами, вытекающими из того, что вам довелось пережить. Однако я не до конца удовлетворен прогнозом Сеннельта и намерен...
– Вы считаете, что с моей шерстью что-то не так! – воскликнул Кледент и в страхе ощетинился. – Но... Но откуда вам знать? Вы ведь всего лишь какой-то полицейский! И даже если вы правы, что вы можете поделать? O'Mapa, вы не должны пугать меня такими разговорами!
Все сидевшие за столом умолкли. Шерсть остальных кельгиан сочувственно волновалась. Даже Джоан, которая не умела читать эмоций по движениям кельгианской шерсти, понимала, что творится на душе у Кледента, и возмущенно смотрела на O'Mapy. O'Mapa быстро поднял руку, предупредив ее возражения. Он понимал, что этот жест Джоан может счесть проявлением дурных манер, но ему во что бы то ни стало нужно было овладеть ситуацией. А им самим уже несколько минут безраздельно владела его партнерша по разуму. O'Mapa понимал: его чувства чисто субъективны. Ведь мнемограмма содержала только воспоминания донора. Но в этих воспоминаниях были запечатлены личные переживания Маррасарах на почве дисфункции шерсти и ее горячее нежелание того, чтобы хоть что-то подобное довелось пережить кому-то из ее сородичей. Но теперь пора было перестать думать и разговаривать по-кельгиански. Нужно было сказать какие-то человеческие, теплые слова жутко напуганному Кледенту, хотя O'Mapa и понимал, что все его ободряющие излияния будут звучать нечестно.