Космоквест

Весь следующий месяц у Дениса не было времени на плач по своей разбитой судьбе. Все силы уходили на то, чтобы заново учиться ходить, видеть, брать предметы, садиться и вставать. На двадцать первый день он попросил повесить в палате зеркало. Лечащий врач запротестовал, ссылаясь на психологическое состояние и лишний стресс. Но Варвара уже через час притащила с мясом отодранную от шкафа зеркальную дверцу, громоздкую и треснувшую с одного края.

Вечером Денис набрался решимости. Скинул мягкий больничный халат, встал перед прислоненной к стене дверцей, всматриваясь в нового себя. В голове пронеслось: «Найди десять отличий». Лицо уцелело, не считая ссадин и синяков. Ровную полоску брови рассек надвое шрам, возле рта пролегла горькая складка. Левый, искусственный, глаз, прикрытый живым веком без ресниц, казался темнее правого.

От шеи и ниже дела обстояли значительно хуже. Каркас из облегченного сплава, повторявший анатомию настоящей руки, обтянули искусственной кожей, но стык с телом был хорошо заметен. Говорят, в дорогих моделях использовали кожу с волосяным покровом и специальным слоем термопрокладки. Эта же рука на ощупь оставалась жесткой, а под тонким покрытием чувствовался холод металла.

Денис поднял руку на уровень груди, согнул в локте, сжал пальцы в кулак и опять раскрыл ладонь. Данные от многочисленных сенсоров, заменявших нервные окончания, исправно поступали в мозг. Взгляд опустился ниже, туда, где денег не хватило даже на самую дешевую косметическую пластику. Левый бок и верхнюю часть бедра покрывали шрамы и куски уродливо сросшейся после ожогов кожи. Там, где врачи вскрыли грудную клетку, пролегло несколько длинных красных рубцов. Живая нога соединялась с голенью металлической вставкой с шарообразным шарниром, выше и ниже колена извивались ряды кольцевидных шрамов.

Денис сделал шаг к зеркалу. Держать равновесие при ходьбе удавалось с трудом — левая часть тела заметно перевешивала правую. Сложение молодого программиста всегда было худощавым, без намека на мускулатуру — спорт не входил в число его увлечений. Из-за сидячего образа жизни он мог бы разъестся к тридцати годам, но повезло с обменом веществ. Теперь придется подкачаться, чтобы таскать эту груду запчастей…

Варвара больше не говорила о деньгах, и Денис обрадовался, что органы стоили не так дорого, как ожидалось. Однако засиживаться в больнице все равно было нельзя — страшно даже представить, сколько стоил один день реабилитации для безработного пасификчанина. Никаких накоплений у него не осталось. Ну кто из молодых парней с хорошим заработком будет думать про черный день, когда можно купить крутую летающую тачку?

Бывшие коллеги его не навещали. Только в регистратуру тайком подбросили коробку с вещами из кабинета. Внутри была сложена забытая в офисе куртка да разная канцелярская мелочь: диплом об окончании университета, несколько сувениров, привезенных сослуживцами из отпусков, и прочая ерунда, какой мог похвастаться любой офисный стол. В самом низу лежала едва початая бутылка скотча и тощая пачка пасификских купюр. Денис грустно улыбнулся, почему-то решив, что коробку подбросил Василий.

Общения с другими пациентами он старался избегать сам. Во-первых, ерунда это, что вид чужого горя облегчает собственные страдания. Как наслушаешься в столовой историй про то, как приходится мочиться через трубочку, шнурки без помощи не завязать, а жена забрала детей и третий день не берет трубку, так вечером хоть ложись и помирай. А во-вторых, по больнице сразу прокатился слух, что раньше Закаров был при хорошей должности в «Фениксе», и теперь он то и дело ловил на себе далеко не сочувственные взгляды.

Больше никакой связи с внешним миром у него не имелось. Иногда забегала Варвара, делилась новостями и обзывала ленивым идиотом. С момента взрыва прошло чуть больше четырех недель. А казалось, что целая жизнь.

Поздним вечером в день выписки, тридцать второй по счету, Варвара заехала за ним на какой-то страшной развалюхе, собранной из кусков других развалюх. Денис стоял на больничном крыльце, никак не решаясь сделать первый шаг. В руках болтался пакет с немногочисленными вещами, взятыми при поступлении. Он смотрел на город. Тот ничуть не переменился — гул транспорта, угрюмые прохожие, облезлые рекламные растяжки. А вот он сам стал другим…

Денис плюхнулся на переднее сиденье. В машине воняло топливом, а дверцей пришлось хлопнуть несколько раз, прежде чем она, наконец, закрылась. Варвара тронулась с места и под душераздирающий грохот покинула территорию больницы.

— Слушай, такая тачка у автомеханика — это позор.

— Это не моя, не переживай, — Варвара не сводила с дороги глаз: вечерний Пасифик-Сити требовал от водителя безраздельного внимания. Денис отвернулся к окну. Мимо проносились знакомые места. Вот эта улица вела на рынок. А здесь продавались газеты. Кончиками живых пальцев Денис прикоснулся к стеклу. Хотелось что-то сказать, но подходящие слова никак не шли на ум.