Космопорт, 2014 № 03 (4)

Итак, наступили благословенные времена — согласно намозолившему глаза рекламному слогану, «эпоха живительной фири». Идиллию нарушали только участившиеся акции «Бдительных». Их активисты баламутили народ, называя «микстуру» троянским конём, призванным уничтожить земную цивилизацию. Но мирные методы давали слишком незначительный результат, а «Бдительные» хотели всего и сразу. Поэтому они перешли к сильнодействующим средствам и устроили диверсию на заводе одной из Ф-корпораций. После этого движение объявили вне закона. Кого-то из его верхушки схватили и приговорили к тюремным срокам, но остальные ушли в подполье и там продолжали вербовать новых сторонников. Одним из них стал Александр Гаврилов из московского офиса международного журнала «Global policy». Выбор был сделан с ювелирной точностью, потому что перед сотрудниками таких изданий открыты многие двери. Кроме того, Гаврилову по долгу службы довелось побывать в «горячих точках». И там он кое-чему научился…

* * *

После обеда сокамерники прогуливались в тюремном дворике. Вместе с ними, обходя по периметру большую клумбу, мерили шагами асфальт ещё несколько десятков арестантов. Мишаня шёл медленно, вразвалочку, явно получая удовольствие и от самого моциона, и от усыпанной цветами клумбы, и от солнца над головой, которое как раз заглянуло в квадрат, образованный сомкнувшимися крышами.

— А ты сам-то как здесь?.. — спросил Гаврилов, разглядывая огромные махровые бархатцы, выстроившиеся в три ряда по краю клумбы.

— Да тоже хотел урыть одного урода, — весело отозвался Мишаня. — Нельзя было не урыть — жить мешал, падла. Ну, я-то ладно — дело привычное. А вот как ты на мокруху подписался, да ещё против макак пошел — этого не догоняю.

— Да так же, как и ты. Жить мешали.

— А пушку где взял? Как пронёс? Там, наверно, охраны было — таракану не прошмыгнуть!

— Я прошмыгнул, — сухо ответил Гаврилов.

* * *

Турриане не умели ни улыбаться, ни хмуриться. Свои эмоции они выражали оригинально: в хорошем настроении сильно отгибали уши вперёд и топорщили шерсть на бакенбардах, в плохом — поступали ровно наоборот.

Гаврилов отметил, что Раунаг, два последних года возглавляющий туррианскую миссию, был в великолепном расположении духа. Его уши оттопырились так, что торчали почти перпендикулярно вискам, распушённые бакенбарды выглядели как наэлектризованные. Ещё бы: через полчаса ему предстояло пролонгировать с генсеком ООН договор о взаимовыгодном сотрудничестве. В чём состояла выгода инопланетян, до сих пор оставалось загадкой, поэтому было принято считать, что альтруизм у гостей в крови. «Бдительные», правда, имели своё мнение на этот счёт, но даже просто разделять его являлось делом подсудным.

На съёмку отвели ровно две минуты. Получив отмашку, репортёры ринулись вперёд. Казалось, бесцеремонная, пихающаяся локтями толпа вот-вот захлестнёт и лопоухого туррианина, и генсека с приклеенной к лицу белозубой улыбкой. Но в следующий миг репортёры словно наткнулись на препятствие и растеклись по дуге. Трудно было отделаться от мысли, что взгляды одинаковых, как манекены, секьюрити обладали материальной силой и создали вокруг обоих ВИПов невидимую стену.

Когда репортёры бросились увековечивать исторический момент, Гаврилов не последовал их примеру. Он сделал лишь один широкий шаг и, убедившись, что коллеги надежно заслонили его спинами от охраны, начал действовать — отработанно, на «автомате». Сперва одним движением отсоединил от своей фотокамеры массивный объектив. Затем, нажав на неприметную кнопку, трансформировал его в странную на вид трубку втрое большей длины. Этим оружием его снабдили «Бдительные». В дьявольской штучке, замаскированной под профессиональный «Никон», не было ни грамма металла — только сверхпрочные композиты. Поэтому её не распознавали никакие детекторы.

Гаврилов сразу высмотрел в отделяющей его от мишени живой стене слабое звено — коротышку-японца. Он схватил его за шиворот, рванул к себе и скользнул на освободившееся место. Затем вскинул оружие и нажал на спуск. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.

Пули покидали ствол с ненатурально тихим звуком, будто стрельба велась резиновыми присосками из игрушечного автомата: чпок, чпок, чпок… Но после каждого «чпока» в груди Раунага, обтянутой серебристой переливчатой тканью, появлялась новая дырка, и из неё выплескивался фонтанчик малиновой жидкости.

Всё произошло так быстро, что лишь после энной дырки ближайший охранник в прыжке вырвал у Гаврилова оружие. Затем оба секьюрити с хрустом заломили ему руки за спину.

Следующее утро он встретил в стенах знаменитой нью-йоркской тюрьмы Рикере. Помимо прочего, в камере-одиночке был головизор с четырьмя каналами — протестантским, католическим и двумя новостными. Первые два Гаврилов игнорировал, а от просмотра новостей испытывал мрачное удовольствие: его фамилия, сопровождавшая теперь уже исторические кадры из штаб-квартиры ООН, звучала почти непрерывно. Порой казалось, что ведущим с разным оттенком кожи платят отдельно за каждое упоминание сумасшедшего русского.