Костер и Саламандра. Книга первая

Он поклонился, глядя на меня, но физиономия у него была совершенно хамская. Князь Сумерек, как подумаешь! Адмирал! Аристократизма — как на селёдке перламутра.

— Мы боялись помешать, тёмная леди, — сказал вампир тоном, который сам считал любезным. — А лично я даже рассчитывал на некоторую вашу признательность. Валор ведь покинул Сумерки и больше не греет нас.

— Хочешь вернуться в мир людей, пиратюга? — спросила я с ласковой улыбкой к большому удовольствию окружающих живых.

— Да Боже меня упаси! — ухмыльнулся Олгрен. — Не утруждайтесь, ради Сумерек, тёмная леди: мне и так прекрасно. Мне лишь хотелось удостовериться, что с моим другом Валором всё в порядке. А несчастных морячков он вам представит сам, раз уж Дар вернулся к нему в полной мере.

— То есть, — сказала я, — вы уже нашли духов, которые хотят вернуться? Вы и Валор?

— Всё же больше искал я, деточка, — сказал Валор. Он так и стоял рядом со мной, и мне казалось, что от него исходит тепло, как от живого. Грел его Дар, видимо. — Старые духи, которых ничто уже не связывает с миром, больше хотят покоя, но те, кто погиб недавно, полны надежд… и я рад буду сообщить им, что их надежды оправдываются.

— Должен признаться, Валор выглядит лучше, чем я ожидал, — сказал Олгрен. — Мне знакомы все эти некромантские ухищрения. Мой отец в Сумерках рассказывал, как выглядела жена Церла… и я тогда думал: как же несчастная королева должна была любить и насколько верно она следовала клятве, чтобы как-то существовать внутри разлагающихся тел! Трудно одобрить чернокнижие с такой точки зрения. Жесток государь был… даже со своей женщиной.

Мэтр Фогель, с любопытством рассматривающий вампира, степенно возразил:

— Ну вот ещё, мессир ночной Князь! Сейчас у нас не мрачные века, благодарение Вседержителю. Нынче всем движет наука, прогресс, как говорят. А мы, рабочие люди, этот прогресс видим так: чтобы даже из зла сделать добро. Глядишь, мессира Валора Господь простит — а до того он и себе, и добрым людям поможет.

— Хорошо сказал, старик, — кивнул Олгрен. Даже без скептической ухмылки.

* * *

А между тем на Валора у Виллемины, оказывается, были даже более изощрённые планы, чем я думала. Потому что именно после возвращения — или воплощения? — Валора она весело мне сказала:

— А как ты думаешь, дорогая Карла, не сделать ли нам ещё одну любезность газетёрам? Ты же видишь: столичная пресса никак не может успокоиться после того Большого Совета.

И положила передо мной целую пачку газет. От передовиц у меня дух захватило: «Некроманты на страже Прибережья», «Леди Карла из дома Полуночного Костра, некромант-эксперт, уверяет: силы ада не угрожают столице», «Воины в Сумерках: некроманты государыни дают отпор нечисти»…

— Ничего себе, — сказала я. — Ещё полгода назад мы были вообще вне закона.

— Это что! — рассмеялась Вильма. — Взгляни сюда!

Газетка называлась «Благие вести» — сплошные душеспасительные статейки и полемика о том, прилично ли молодым людям свистеть вслед незнакомой барышне, или их Бог накажет. А передовица поражала воображение: «Размышления Иерарха Прибережного Агриэла о некромантии». Я села с газетой на диван: меня просто ноги не держали. У меня даже прочесть по порядку не получалось. Взгляд сам собой скакал по строчкам, выхватывая самые яркие фразы: «С искренней печалью глядя на нынешний свет, что пытается в речах опираться на Писание, никогда не заглядывая в него, а вспоминая лишь слышанные в детстве поучения отцов-наставников, храмовые песнопения и простонародные прибаутки, желал бы я порассуждать о добре и зле в нашем новом времени… И ещё напомню, что ад не способен к творению. Если мы видим результат творения, пусть даже и странный для наших глаз, должно помнить: се не тварь, извергнутая адом, се дитя Божье, ибо верить в творческие силы ада — ересь… Таким образом, мы видим, что Дар дитя человеческое получает по воле Небес, а клеймо тьмы — знак ада, что пытается всё опорочить и обратить в свою пользу. Удастся ли Тем Самым силам повернуть сию отмеченную душу ко злу — большой вопрос: любая душа инстинктивно тяготеет к Истине… Раскаяния Господь ждёт, озирая деяния, но не данное отроду… Обернуть оружие ада против его посланцев — не грех, а добродетель… Святой Орден издавна принимает заблудших, и падших, и отягощённых грехом, и отмеченных тёмными печатями, если они сумеют благими делами и помыслами вернуть души свои к свету…»

Я осторожно положила газету и посмотрела на Виллемину. Она очень лихо улыбнулась:

— Я же говорила, что он хороший.

— Но где он этого набрался? — спросила я. — Вот этого… феерически прогрессивного?

— Я же с ним беседовала, — сказала Вильма. — Перед коронацией. Мы проговорили несколько часов. А что, думаешь, почему он тебя благословил с такой милой улыбкой, хоть ты и забыла муфту?

— Я перед коронацией просто с ног сбилась, — сказала я. — Это правда. Я даже не удивилась особенно. А вот деточки уверены, что дедушка Иерарх ни о чём не догадался: ну, они были такие чистенькие, беленькие и благостные… особенно Ларс — пушистенький такой котёночек.

Виллемина откровенно развлекалась: