– Конечно, нет. Я с самого начала чувствовал, что тут что-то не то. Что-то не сходится. Другие могли дурачить себя по поводу путешествий во времени. Я – нет.
– Тогда почему ты пошел на это? Почему просто не отказался?
– И никогда не увидел бы динозавров?
Лейстер засмеялся.
– Я прожил мою жизнь так, как хотел. Я получил ответы на вопросы, которые считал безответными. А теперь я еще получил и тебя. Чего мне еще... Слушай, а чья это комната? Твоя или моя?
– Твоя.
– Тогда где-то здесь должны быть мои вещи.
Он начал открывать ящики, перерывая стопки одежды.
– И если мои вещи здесь, то здесь должна быть... Ага! Вот она!
В одном из ящиков лежал томик Шекспира. Лейстер лихорадочно перелистал страницы.
– Вот, это из «Бури». Он прочитал вслух:
Лейстер закрыл книгу.
– То же самое могу сказать и я.
Сэлли вновь улыбнулась, уже совсем не лениво.
– У нас полно дел. Ну-ка иди сюда, а то не успеем.
– Сколько нам осталось?
– Немного. Несколько часов личного времени.
– Вполне достаточно.
Гриффин оставался около диска, даже когда все уже разошлись. Он должен был проследить за возвращением спасателей. Как только последний человек покинул мезозой, военные принялись демонтировать оборудование.
Все кончено.
В последний момент он решил не рассказывать вернувшимся палеонтологам о решении птице-людей. Что ребята могли сделать с оставшимся временем, кроме того, что уже начали делать? Они радовались. Так пусть порадуются.
Щедрые покровители с Пангеи даровали ему последнюю, прощальную поездку в прошлое. Он вышел через центральный вход и сел в поджидавший его лимузин.
Последний раз Гриффин ехал в Пентагон.
Из временного туннеля он попал на станцию, за день до этого закрытую официально. Прошел пустое здание насквозь и вышел наружу. Стояло яркое, но туманное утро, перекликались друг с другом динозавры. Вдалеке маячили просвечивающие сквозь дымку серые туши апатозавров.
Вот и закончились его обязанности. Он сражался как лев. И проиграл. Гриффин ожидал, что мысль о поражении ляжет на душу тяжким грузом, но, как ни странно, не дождался.
Напротив, внутри поднималась волна радости. Бог свидетель, он любит мезозой! Вот так, здесь и сейчас. Ни на что бы его не променял!
Гриффин вглядывался в мерцающий туман, когда услышал звук шагов. Ему не надо было поворачиваться, чтобы узнать подошедшего.
Старикан остановился позади и положил руку на плечо Гриффина.
– Ты славно поработал, – сказал он. – Никто не сделал бы лучше.
– Спасибо, – отозвался Гриффин. – А теперь скажите мне, что во всем этом можно найти хоть какой-то смысл. Скажите, что я потратил лучшие годы своей жизни на что-то мало-мальски дельное.
Прошло несколько минут. Гриффин подумал, что ответа не последует, но Старикан наконец заговорил:
– Представь себе, что тебя арестовали. Справедливо или несправедливо, не важно. Присудили к пожизненному заключению. Ты заперт в малюсенькой камере с крошечным зарешеченным окном. Из него почти ничего не видно – кусочек неба, вот и все. Но вот однажды на окошко прилетает маленькая птичка с соломинкой в клюве. И ты понимаешь, что она и ее партнер решили построить гнездо над окошком. Ты можешь отреагировать по-разному. Поймать птичек и попытаться их приручить. Дождаться яиц, стянуть их и разнообразить свое меню. Можешь даже убить – нечего порхать на свободе, когда ты взаперти! Все зависит от темперамента.
– А что бы сделали вы?
– Я... Я бы наблюдал за ними. Попытался бы изучить, как они размножаются, что едят, когда отдыхают, как развиваются их птенцы.
– Если вы уверены, что не покинете своей клетки, то за каким чертом вам все это нужно?
– У меня нет ответа на вопрос. Мне просто интересно. Знание лучше неизвестности, – заключил Старикан.
Гриффин обдумал высказывание и согласно кивнул.
– Это правда. Но хватит ли этого?
– Чтобы оправдать твою жизнь? Старикан покачал головой.
– Я не могу говорить за других. Но, с моей точки зрения, жизнь не требует оправданий. Она просто есть. И пока я здесь, на этой Земле, я хочу знать... Просто
– Сколько нам осталось?
Старикан откашлялся.
– Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение.