Костры амбиций

Но это было ошибкой. Фредди сразу же принимается рассказывать анекдот про девичьи спальни в «Брауне». Шерман не вслушивается. Для выразительности Фредди плавным, женоподобным жестом вскидывает кверху узкие кисти. Он постоянно толкует о «семействах» — ваше семейство, его семейство, чьи-то еще семейства, при том что сам он гомосексуалист. В этом нет ни малейших сомнений. Под пятьдесят, высокий, худощавый, нескладный, но всегда в элегантных костюмах английского свободного покроя, длинные светлые мягкие волосы, теперь потускневшие под наплывом седины, зачесаны назад по моде 30-х годов. Лениво развалясь в кресле через стол от Шермана, он разговаривает и не переставая курит — затянется глубоко, дым вместе со словами густой струей вырывается изо рта, а он втягивает его обратно ноздрями. Это когда-то называлось — затяжка по-французски" — способ, которым в совершенстве владеет Фредди Баттон, последний из Великих курильщиков. Еще он пускает дымные кольца, затянется «по-французски», а потом выдувает большие кольца и простреливает их быстрой очередью маленьких. Иногда он держит сигарету не между указательным и средним пальцами, а стоймя большим и указательным, как свечку. Почему это гомосексуалы так много курят? Вероятно, из подсознательной склонности к самоуничтожению. Но «подсознательной склонностью к самоуничтожению» исчерпывается знакомство Шермана с терминологией психоанализа, и взгляд его начинает блуждать. Офис Фредди отделан вполне в том же смысле, как употребляет это слово Джуди. Здесь все как на картинке из ее кошмарных модных журналов… Пурпурный бархат, темно-красная кожа, карельская береза, бронзовые и серебряные безделушки… Шермана вдруг начинает раздражать Фредди Баттон со всем его обаянием и с такими вкусами. Фредди, наверно, это почувствовал, потому что, недосказав, оборвал анекдот и проговорил:

— Ну ладно. Так что, вы говорите, там у вас произошло с машиной?

— Об этом, к сожалению, можно прочитать. Вот. — Шерман достает из своего «дипломата» фирменный конверт «Пирс-и-Пирса», вынимает номер «Сити лайт», разворачивает на третьей странице и протягивает через стол. — Внизу.

Фредди левой рукой берет газету, а правой гасит окурок в лаликовой пепельнице с львиной головой на краю и лезет в нагрудный карман, откуда пышно ниспадает белый шелковый носовой платок, за очками. Потом, положив газету, обеими руками водружает очки на нос. Лезет во внутренний нагрудный карман, достает портсигар из слоновой кости с серебром, открывает, берет из-под серебряного зажима новую сигарету. Разминает, прокатывает по крышке портсигара, прикуривает от плоской серебряной зажигалки и, наконец, подняв газету, начинает читать; вернее, курить, читая. Водя глазами по строчкам, он пальцами, сложенными в щепоть, подносит сигарету к губам стоймя, как свечку, глубоко затягивается, быстро перехватывает — и вот она уже торчит у него между указательным и средним пальцами. Шерман даже диву дался: как у него это получается? И тут же подумал с раздражением: подумаешь, акробат табачный. Нашел время, когда у меня такое!

Прочитав статью, Фредди аккуратно кладет сигарету на край лаликовой пепельницы, снимает очки, засовывает их обратно под шелковый платок на груди и, взяв сигарету из пепельницы, опять делает глубокую затяжку.

Шерман, сквозь сжатые зубы:

— Машина, про которую здесь написано, моя.

Испуганный его тоном, Фредди осторожно, словно на цыпочках, пробует уточнить:

— У вас есть «мерседес», регистрационный номер которого начинается с R и что-то там еще?

— Вот именно, — сдавленным голосом. Фредди с недоумением:

— Так… А нельзя ли немного яснее? Расскажите, что случилось.

И только тут Шерман неожиданно сознает, что этого ему как раз больше всего и хочется! Хочется исповедаться перед кем угодно, хоть бы и перед этим лощеным педерастом, компаньоном его отца. Никогда он так ясно не понимал, что представляет собой Фредди Баттон. Он играет в серьезной адвокатской фирме «Даннинг-Спонджет» роль эдакого профессионального душки, и к нему сплавляют всех вдов и наследников вроде Шермана, у которых, по общему мнению компаньонов, больше денег, чем проблем. Однако другого исповедника к его услугам сейчас нет.

— У меня есть знакомая, Мария Раскин, — начал он. — Жена некоего Артура Раскина, который нагреб кучу денег неизвестно на чем.

— Слышал о таком, — кивает Фредди.

— Я в последнее время… — Шерман подыскивает правильные слова, — довольно много виделся с миссис Раскин. — И, поджав губы, смотрит на Фредди. Его взгляд договаривает: «Да, вот именно. Обычная нечистоплотная интрижка».

Фредди понял и кивает.

И Шерман после еще одной краткой заминки пускается в подробный рассказ о давешней поездке по вечернему Бронксу. При этом он следит за лицом Фредди, готовый прочесть на нем осуждение или — хуже того! — злорадство. Но видит только дружеское участие, размеченное кольцами дыма. Он больше уже не презирает Фредди. От души у него отлегло. Яд изливается наружу. О, мой исповедник!