Пристав распахнул дверь комнаты для присяжных. Крамер за столом обвинения приосанился. Запрокинул голову, демонстрируя мощную шею. Присяжные выходят гуськом, друг за дружкой… трое негров, шесть пуэрториканцев… Где же она?.. Наконец-то появляется в двери! Крамеру сейчас не до хороших манер. Он уставился прямо на нее. Чудесные, роскошные каштановые волосы, так бы и зарылся лицом, расчесаны на прямой пробор и убраны с белого лба. Глаза большие, в пушистых ресницах. И эти изогнутые темные губы… накрашенные коричневой помадой. Да, да, опять та же помада цвета жженого сахара, с чертовщинкой, не как у всех, ну до того элегантно!..
Крамер быстро оглядывает возможных соперников. Толстопузый секретарь Бруцциелли, конечно, ест ее глазами. Все трое приставов глазеют, забыв обо всем, — встань сейчас Герберт 92-Икс со своего места и уйди, они и не заметят. Но Герберт и сам к ней приглядывается. И Тесковитц. И Салливан, стенографист, за своей стенографической машинкой. И даже Ковитский! Да-да! Крамер о нем кое-что слышал. По виду не скажешь, но ручаться никогда нельзя.
По пути в ложу присяжных она проходит мимо стола обвинения. На ней шерстяная кофточка персикового цвета, пушистая, из ангоры или мохера, спереди открытая, и видна атласная блузка в желто-розовую полоску, а под блузкой Крамер видит — угадывает — пышную выпуклость бюста. А кремовая габардиновая юбка в обтяжку подчеркивает линию бедер.
Одно досадно — что практически любой мужчина по эту сторону Барьера Правосудия имеет тут определенные шансы на успех. Ну, положим, не Герберт, но его жидконогий адвокатишка Тесковитц, бесспорно. И даже толстопузый пристав, эта бочка Каминский. Все приставы, адвокаты, секретари, прокурорские помощники (еще бы!) и даже судьи (их тоже не сбросишь со счетов), которые (знаем, знаем!), случалось, накладывали лапы на хорошеньких присяжных заседательниц… Вот если бы это проникло в прессу… Но пресса в Окружной суд Бронкса не заглядывает.
Людям, впервые попавшим в заседатели на уголовном процессе, поначалу дурманит голову романтика, высокое напряжение жизни в этом мире зла, который им открывается из ложи присяжных. Особенно млеют молодые женщины. В их глазах преступники — не питание для судебной машины, какое там! Это отчаянные злодеи. И суд над ними — не типичная бодяга, а жестокие трагедии из жизни многомиллионного города. А храбрецы, ведущие с ними бой, обуздывающие их, — это настоящие мужчины, все, даже толстый пристав, у которого брюхо нависает над ремнем четырехдюймовым валиком сала. Но разве не самый мужественный из них всех — молодой прокурор, что стоит в пяти шагах от обвиняемого, без всякой перегородки, и бросает ему в лицо обвинение именем народа?
Вот она поравнялась с Крамером. Смотрит прямо на него. Вроде бы без выражения, но взгляд такой открытый, такой прямой! И коричневая помада на губах. Прошла мимо, поднялась в ложу присяжных. Неприлично, конечно, оборачиваться и глазеть, но так и подмывает. Многие ли из здесь присутствующих успели, как и он, узнать у секретаря ее адрес и телефон, домашний и рабочий? Карточки с этими данными, так называемые бюллетени, стоят у Бруцциелли в специальном ящичке прямо на столе, чтобы суд мог в любое время связаться с каждым присяжным, если понадобится сообщить о переменах в расписании или что-нибудь еще. Крамер в качестве обвинителя на суде может на полном законном основании подойти к Бруцциелли и посмотреть карточку этой девушки, равно как и любого другого заседателя. Но то же самое может сделать и защитник Тесковитц. И судья Ковитский — тоже, если уж на то пошло. И конечно, самому Бруцциелли ничего не стоит при желании заглянуть в карточку. Может и судебный пристав, например Каминский, подойти, подмигнуть и попросить у секретаря девушкин номер телефона, хотя это уже будет личная любезность. И кстати сказать, Крамер недавно видел, как Каминский и Бруцциелли о чем-то совещались, низко наклонясь над секретарским столом… о чем бы это? Мысль, что даже такое животное, как жирный Каминский, может тянуть лапы к этому… к этому цветку, вдохнула в Крамера большую решимость: он будет ее защитником!
Мисс Шелли Томас, проживающая в Ривердейле. В самой лучшей части Ривердейла, пригородной и зеленой, которая географически уже относится к Вестчестеру, но политически входит в Бронкс. В Северном Бронксе еще сохранились «чистые» жилые районы. Жители Ривердейла — по большей части люди обеспеченные, у них есть деньги и возможности отвертеться от неприятной обязанности сидеть в жюри присяжных. Пока не испробуют все средства, не задействуют все свои связи, они ни за что не поедут заседать в 44-м полицейском участке Южного Бронкса, в цитадели на Гибралтарской скале. Так что присяжные в Бронксе — это, главным образом, негры и пуэрториканцы с небольшой примесью итальянцев и евреев.