Костры Фламандии

– В нескольких милях отсюда – канал, ведущий в гавань! – поражал своей осведомленностью марсовый.

– Потому и говорю, что мы все еще на киле.

За весь путь от Гданьска полковник Сирко так ни разу и не услышал из его уст бранного слова. Командор был предельно корректен со всеми, включая самого нерасторопного пьяницу-матроса, которого он все с той же холодной вежливостью пригрозил списать на берег сразу же, как только пришвартуются в порту Кале.

Полковник поднес к глазам подзорную трубу, прошелся ее моноклем по всему горизонту, однако ничего, кроме огнисто-серой полосы заката, на нем так и не увидел.

– Вряд ли мы сумеем разглядеть его сейчас, – предупредил командор. – Потерпите с милю. Я приказал держаться подальше от берега.

– Опасаетесь подводных скал?

– В этих водах рыскают испанские сторожевики. Хотелось бы обойтись без встречи с ними.

Сирко поежился. Даже после сырой неуютной каюты этот продуваемый холодными ветрами капитанский мостик показался ему погибельным.

– Норд уже явно стихает, полковник, – уловил его терзания капитан-командор, мельком осматривая прибрежное поднебесье. Дюнкерк его не интересовал, он хотел поскорее проскочить самый опасный участок пути. – Под утро к порту Кале придется подходить при полном штиле.

Сирко едва заметно улыбнулся. Ни один из прогнозов, которыми капитан-командор осчастливливал их с тех пор, как они вышли из польского порта, пока что не подтвердился. Но командор не замечал этого. Он обо всем говорил одинаково уверенно, тоном человека с непререкаемым авторитетом. Единственное, что его хоть как-то оправдывало сейчас, что у берегов Польши ему приходилось бывать крайне редко. Если верить шкиперу судна, норвежцу, не более пяти раз за всю свою сорокалетнюю морскую службу. Хотя родители его – выходцы из Польши. Что поделаешь, если этому моряку чаще выпадало ходить к берегам далеких заморских колоний, которых на Балтике не было.

– Рулевой, курс норд-вест! – скомандовал тем временем капитан-командор. – Подальше от берегов, – объяснил он Сирко. – Ночью рыскать так далеко от своего форта испанцы не станут. Нутром чую: эти каталонские крысы шляются сейчас где-то неподалеку.

– Кажется, я вижу башню Дюнкерка, – проговорил Сирко.

– Нет, полковник. Это всего лишь башня форта Мардик, прикрывающего вход в канал, по которому можно попасть в порт Дюнкерка… – на польском командор говорил с сильным акцентом, коверкая слова, но все же словарного запаса его было достаточно, чтобы более или менее сносно объясняться с любым поляком. К тому же за время переговоров и подготовки этой экспедиции, Сирко успел выучить несколько десятков фраз по-французски.

– Что, опять уходим подальше от берегов, господа? – появились на мостике д’Артаньян и полковник Гяур. Шедший с ними де Морель почтительно остановился чуть позади. – Не зайти в гавань и не поприветствовать испанцев из пушек – все равно, что уйти с порога, не поздоровавшись с хозяином.

– Заодно не мешало бы выяснить, кто там на самом деле хозяин, – добавил де Морель. – Вполне может оказаться, что гостей следует принимать нам. Как-никак, это французская земля.

– Это следовало бы выяснить уже хотя бы потому, что где-то под стенами Дюнкерка изнывают в ожидании нас мушкетеры маршала де Тревиля, – подтвердил д’Артаньян.

– Причем изнывают в окружении гвардейцев кардинала. Господин лейтенант, вы можете себе представить мушкетеров, мающихся в одних окопах с гвардейцами?

– Куда привычнее видеть их мающимися у Монмартского рва, излюбленного места парижских дуэлянтов, – объяснил д’Артаньян исключительно для Сирко.

– Все святыни парижских дуэлянтов мне давно известны, – небрежно бросил в ответ полковник, не отрываясь от подзорной трубы. Мысли его были заняты сейчас далеко не парижскими воспоминаниями.

– Не забывайте, господа, что эскадре предписано следовать в порт Кале, – вмешался капитан-командор, слишком серьезно восприняв словесную перепалку мушкетеров. – И мы прибудем туда, сто чертей на реях, даже если придется идти вверх килем. Шкипер, следить за парусной оснасткой! Рулевой, держать норд-вест!

– Избегаем земли, словно отверженные всем миром скитальцы, – задумчиво проговорил полковник, по-своему истолковывая взгляды французов. И в глазах его мелькнула тоска степняка.

Да, он уже бывал в морских походах; среди казаков полковник даже слыл неплохим мореходом. Тем не менее по-настоящему уверенно чувствовал себя только в степи. Даже вид небольшой рощицы вдали почему-то способен был удручать этого степняка. Или, по крайней мере, настораживать. По-возможности, он старался обходить ее как неожиданное, странное препятствие.

– А что, высадимся на каком-нибудь обезлюдевшем северном острове, корабли перестроим на хижины… – мечтательно поддержал его Гяур.

Да только на самом деле ему чудились башни замка Гнезда Гяуров. Он вдруг почувствовал себя виновным перед памятью предков, поскольку оставил это «гнездо», так и не попытавшись навести хоть какой-нибудь порядок в древних стенах замка.