Костры на берегах

В сагах мы этого не находим. Северные пираты, как я уже говорил, не очень-то приглядывались к своим жертвам, их интересовала только возможная пожива. Гораздо внимательнее были купцы, которые учитывали спрос и предложение на рынках, чтобы играть на повышении и понижении цен и следить за меняющейся конъюнктурой. Но пираты и купцы вряд ли широко делились своими наблюдениями с окружающими. Поэтому рассказы об их приключениях доходили до исландских слагателей саг или в приукрашенном, или же в урезанном виде. И все же, как я мог теперь утверждать, эти рассказы несли с собой золотые крупинки истины, касавшиеся направлений и расстояний, имен мест и их топографии. Другое дело, что далеко не всегда удавалось обнаружить такие крупинки… Но это уже относилось к издержкам науки.

Географические представления древних авторов полны неразрешимых для нас загадок. Если восточные путешественники часто сознательно приукрашивали повествования о своих странствиях, поддерживая традицию волшебных сказок настолько, что потом сами не могли отличить вымысел от правды, то у европейцев дело обстояло несколько иначе.

Я не хочу сказать, что европейцы отличались большей любовью к правде, чем, скажем, арабы, индийцы или другие народы Востока. По-видимому, причина коренилась в своего рода наднациональном характере европейцев, их предприимчивости, подвижности, жадном, пытливом интересе, обращенном не внутрь себя, а на окружающий мир. Эту особенность давно приметили историки и этнопсихологи, занимавшиеся сравнительными исследованиями круга европейских и восточных культур. Великие религии раннего средневековья только усилили во много раз эти наднациональные особенности, наложив свой отпечаток на литературу, искусства, предопределив пути развития Востока и Запада. Мусульманство очень скоро замкнулось в себе, довольствуясь переживанием текущего мгновения. Наоборот, европейская культура разворачивалась в безудержной экспансии вовне, захватывая все большие пространства открываемого ей мира, подчиняя его себе и вбирая его в себя…

Стремление европейцев из всего извлечь практическую пользу понуждало их к возможной точности. Не секрет, что подавляющее большинство фундаментальных открытий и изобретений было сделано на Востоке. Именно там были разработаны теоретические основы точных наук, однако практическое применение все эти разработки получили, только попав в руки европейцев.

Одним из самых практических и ценных знаний были описания стран и народов, в них обитающих, а также путей, по которым туда могли пройти купцы и завоеватели.

Историки, географы, путешественники древности и средневековья оставили нам обширные перечни народов, живших на пространствах известного им мира, — перечни, и до сего дня приводящие в тихое отчаяние ученых, пытающихся хоть как-то согласовать их друг с другом и разместить на современной географической карте. Напрасно! Начиная с «отца истории» Геродота на нас обрушивается лавина имен, с которой мы не знаем, что делать. Хорошо, когда то или другое имя поддается переводу, как «молокоеды», «вшееды», «песьеглавцы». Ясно, что это не самоназвания племен, а всего лишь клички, данные им соседями, или — фантазия информаторов, не желающих обнаруживать свое незнание. Сравнительно легко расшифровать такие географические имена, как «борисфениты», то есть люди, живущие на реке Борисфен, современном Днепре, «ободриты» — жители берегов реки Одры, «поморяне», «колобжеги» — жители южного побережья Балтийского моря. А что означают «бодричи»? Тех же «ободритов»? Или что-то иное? Руги, руяне, русы, рутены, раны — разные народы или один и тот же? Кто такие вильцы, ререги, чудь? Все, что мы знаем о них, не более как наши догадки…

Положение мало изменилось с тех пор, как В. Ф. Одоевский, не только интереснейший писатель середины прошлого века, но и широко образованный человек, посмеиваясь над историками и филологами, в одном из своих фантастических рассказов писал: «Немцы были народ, обитавший на юг от древней России… это, кажется, доказано; Немцев покорили Аллеманы, потом на месте Аллеманов являются Тедески, Тедесков покорили Германцы или, правильнее, Жерманийцы, а Жерманийцев Дейчеры — народ знаменитый, от которого даже язык сохранился в нескольких отрывках… Но теперь между антиквариями здесь почти общее мнение, что Дейчеры были нечто совсем другое, а Немцы составляли род особой касты, к которой принадлежали люди разных племен…»

В этой шутке, пародирующей изыскания филологов, когда используются разновременные и разноязычные наименования одних и тех же «немцев», больше смысла, чем может показаться с первого взгляда, особенно если вспомнить, что и самое название «Германия» заимствовано из кельтского языка. Если «бьярмы» исландских саг были заимствованы у Оттара и Вульфстана как дань учености и моде, прикрыв собою весь пестрый мир Восточной Прибалтики, то ведь и сам Вульфстан, говоря о пруссах, постоянно называет их «эстами», хотя собственно эсты, принадлежащие к финно-угорским народам, жили гораздо дальше на северо-восток и ничего общего с пруссами не имели.