Костры Сентегира

На ночёвке, пока не смерклось, рассмотрели и дар, и покупку. Драгоценный щебень не произвел на Сорди впечатления: искрится и искрится. Александрита он среди всего этой мелкоты не углядел и спросить постеснялся: для красного словца было сказано? Зато стальная скорлупа поразила в самое сердце: была так выглажена, что казалась полупрозрачной. Или, возможно, такой была? Сорди не поклялся бы в обратном. Синевато-чёрный тон подчеркивала узкая золотая насечка, грудь выдавалась килем, как у птицы, юбка, выгнутая из цельной пластины и лишь потом прорезанная посередине и по бокам, туго прилегала к бёдрам, сзади вместо наспинника шли цепи, набранные из четырехугольных блях.

— Чтобы к врагу лицом поворачиваться, а тыла вовсе не казать, — отметила Карди. — А если тут самодельный огнестрел завелся и пули отливать выдумают, то чтобы рикошетных ран не получалось. Хотя и полосы часто посажены, и прочность такая — из редкой пистоли или мушкета насквозь пробьёшь, Весь свинец в твоём нутре останется. Работу Карена я знаю. Ишь, хитрец какой — через помощника передал, чтобы благодарны ему не были, ну чтобы образа гордеца всесветного не потерять. Такой он весь: в простоте слова не скажет, дела не сотворит.

— Но от пули это ведь небольшая защита.

— Где ты видел большую? Бронежилет у нас пока не в моде. А от кирасы любая пуля отскакивать будет исправно, а копье и сабля — скользнут без особого вреда. Хотя, знаешь, стоило бы покрепче эту штуку испытать. В Лэн-Дархане, до которого меньше дня пути, можно запастись любым снаряжением, а нам вот это диво с великой церемонностью поднесли.

— Видно, стоит того, — кивнул Сорди. — Цвет какой-то хамелеончатый. Я с чего-то вспомнил, что золото можно до полупрозрачности раскатать. А кому пойдёт?

— Тебе, коли заслужишь. Я больше кольчуги здешнего дела люблю — наряжаться не мешают, но могу и передумать. Так что поторапливайся.

Сорди понял буквально: завернул кирасу в тряпьё поплотней, хозяйски сунул к себе в мешок — женщине тяжести не к лицу таскать — и взялся за готовку с таким рвением, будто каждое движение руки с поварёшкой приближало к ним город Лэн-Дархан.

Сам Вольный Град возник на следующее утро внезапно: встал из тумана, перегородив всем телом широкую лощину. Идущие вкруг стены с контрфорсами, крутизной похожие на горы, низкие надвратные башни и высокие ажурные шпили храмов. Сам прозрачен, как окружающее марево, и бел, точно нерастаявший снег. Крупицы, отпавшие от стен, — то были дома, что не поместились внутри. Разрозненные бусины ожерелья, хлопья, выпавшие из облака…

— Ученик, не думай красиво, — одёрнула его Кардинена.

— Почём ты знаешь?

— На физиономии все твои возвышенные мысли как чернилами написаны. Думаешь, в первый раз я сюда с другими заезжаю? Все вы, юноши, одинаковы. А Лэн-Дархан… растёт, заполняет собой лощину и карабкается на стены, подвергается разрушениям и возрождению заново, а всё такой же, как был. И Кремник, то же что Кремль ваш, но из бледно-серого камня, стоит нерушимо. И колокола его — вот погоди, прислушайся. Скоро повечерие отбивать начнут.

— Непонятный город. Те замки, что я знал, стояли посреди равнин или на скальных вершинах, чтобы не устроили подкопа, — с удивлением ответил Сорди.

— Запирает собой потоки, — ответила его учительница. — По таким долинам не одни армии спускаются, но и горные сели.

— Ты имеешь в виду… Ну, это и вообще безумие.

— Там где ты родился, — да. Хороший напор глины с глыбами внутри любую стену порушит. Но здесь сама рукотворная краса им того не позволяет. Заслон от любой беды.

— Как так?

— Помнишь насчет закона энтропии — что тут не действует? Не такой, как в твоём иномирье? Дар это понимал.

— Снова это имя. Прости, ты не ска…

— Ничего. Одно дело — друг вспомнил, другое — чела настоял на уроке. Тем более что вот здесь, неподалёку, это и произошло. Со мной, с моей воинской частью и с Воином Дарумой, как прозвали этого паренька. Не сразу, правда.

Она показала — сойди с седла и сядь. Стало быть, история получится длинной и, как часто у них обоих, нелёгкой.

— Откуда взялось такое имя? В музее народов Востока есть такое нэцке, ты, верно, видел. А не видел — вот придем в город Лэн-Дархан, я тебе почти такие же покажу: хмурый колобок, препоясанный по чреслам вервием, лежит на спинах двоих крошечных учеников. Первый патриарх дзен-буддизма, у которого от непрерывных медитаций отказала вся нижняя часть туловища. Дарума или Боддхидхарма, покровитель монашеских боевых искусств.