Костычев

5 января 1890 года, под председательством К. А. Тимирязева, происходило заседание ботанической секции съезда. Оно открылось докладом профессора Ришави — француза по происхождению, работавшего в Одессе, — «Об изучении флоры Черного моря». Все присутствовавшие были возмущены развязными разглагольствованиями Ришави, утверждавшего, что в России вообще нет хороших ботаников, в связи с чем ему пришлось черноморские водоросли отослать для определения во Францию. Слушатели забросали Ришави вопросами; выяснилось, что эти заграничные «определения» оказались не такими уж точными. Профессор ботаник А. Н. Краснов в своем выступлении выразил удивление, что «референт отправил свои материалы для обработки французскому альгологу{Альголог — специалист по водорослям.} и таким образом нанес ущерб национальной гордости русских ученых».

Это заявление всех очень взволновало, и председательствующему стоило немало труда успокоить зал. Наконец Климент Аркадьевич восстановил тишину и объявил:

— Сейчас мы заслушаем доклад профессора Павла Андреевича Костычева о связи между почвами и некоторыми растительными формациями.

— Я думаю посвятить свое сообщение взаимоотношениям леса и степи, — начал Костычев. — Рассматривая этот вопрос, я остановлюсь на области европейско-азиатских степей, области североамериканских прерий и южноамериканских пампасов.

Вот как широко подходил ученый к заинтересовавшей его проблеме.

Многие ученые, в том числе и очень крупные, считали, что граница между степной и лесной областями определяется исключительно влиянием климата. Такого мнения придерживался один из наиболее видных ботаников-географов, немецкий ученый Гризебах (1814–1879). К его авторитету часто прибегали сторонники «климатической теории» взаимного распределения степей и лесов. Костычев никак не мог, однако, считать эту «теорию» справедливой. Она была узкой, метафизической, а главное, противоречащей фактам, которые он наблюдал лично в русских степях и лесостепях. Внимательное изучение иностранной литературы показало Костычеву, что климатическая теория не применима ни в Северной, ни в Южной Америке.

Конечно, климат оказывает влияние на растительность данной местности, но он не может определять границы между разными типами растительности и особенно между степью и лесом. В европейско-азиатских степях резко преобладает травянистая растительность, но при некоторых условиях здесь прекрасно растут и леса. Костычев ссылался при этом на свои многочисленные наблюдения и подкреплял их мнением присутствовавшего на съезде выдающегося географа и климатолога Александра Ивановича Воейкова (1842–1916), автора известного труда «Климаты земного шара», который утверждал, что нужное для лесной растительности количество влаги «далеко не так велико, как обыкновенно полагают. Я думаю даже, — говорил Воейков, — что, где существует роскошная степная растительность из злаков, бобовых и так далее, там влаги достаточно и для лесов».

Успешные работы по степному лесоразведению вполне подтвердили это положение, и Костычев мог привести немало ярких примеров, иллюстрирующих правоту Воейкова и показывающих заблуждения Гризебаха.

«Наши южнорусские степи, — говорил Костычев, — ещё не очень давно считались непригодными для земледелия; некоторые западноевропейские ученые даже до сих пор, пользуясь устарелыми источниками, считают плодороднейшие наши губернии неземледельческими. Так, например, Гризебах… полагает, что земледелие кончается у нас среди черноземной полосы, и, кроме того, думает, что разведение леса в южнорусских степях возможно только при искусственном орошении. То и другое не верно: земледелие с таким же успехом ведется на крайнем юге России, как и в центральной ее части, а разведение лесов оказалось делом сравнительно легким даже в наиболее сухих местностях южной России».

Распределение лесов и травянистой растительности в степной области и в лесостепи определяется не только климатом, а главным образом другими причинами: влиянием почвы и историей расселения растений. Многолетние наблюдения в черноземной области привели Костычева к заключению, что «…повсюду на почвах с значительным содержанием крупнозернистого песка мы неизменно находим леса или несомненные следы их существования; на всех почвах с тонко измельченными частицами поселяются, напротив, степные растительные формации». В этих условиях лесу трудно выдержать конкуренцию трав, но если бы ее не существовало, то и здесь бы леса могли поселиться.

«Ясно, — говорит Костычев, — что почвы черноземной полосы способны производить разнообразные растения: на черноземе может расти лес, и если он однажды поселится, то уже не может быть вытеснен растениями другими; в большинстве, однако, чернозем занят травянистой растительностью… Эта растительность также стойко удерживает раз занятые ею места и без вмешательства человека редко вытесняется растительностью древесной».