Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений

– А почему пастелью? – удивилась Ольга Рэмовна. – Мы же гуашью рисуем.

– У меня стиль такой, – заявила Аглая, но всё-таки достала краски. Акварельные краски.

Между тем Виолетта успела покрыть оранжевым фоном всю площадь листа.

– Виолетта! Ты же не первый год поступаешь! Что ты делаешь? – воскликнула Ольга Рэмовна.

– Как что? Фон.

– Виолетта! Там же синяя гамма!

– Да? – переспросила Виолетта, потом внимательно посмотрела на натюрморт. – Действительно: синяя. Я просто по привычке. У меня стиль такой – оранжевый…

– По какой привычке? Какой стиль? У нас же экзаменационная живопись с натуры!

Виолетта не ответила, лист с мольберта сняла, повесила чистый, открыла баночки с кобальтом и ультрамарином, начала всё заново.

– Ой, девочка. А ты что время теряешь? – обратилась педагог теперь к Маше. – Времени-то не очень много.

Маша в это время просто сидела и ничего не делала. Просто смотрела. – Возьми в руки карандаш, – кивнула Ольга Рэмовна Маше.

Маша взяла.

– И намечай.

– Как это намечать? – спросила Маша.

– Рисуй, то что видишь. Сначала вспомогательные линии карандашом, а потом живопись гуашью. На карандаше не засиживайся.

– А стену рисовать? – ошарашила Маша вопросом.

– Ну…ю… – замялась Ольга Рэмовна и вытерла платком лоб. Лучше не надо. В принципе, от самого художника зависит. Если стену, то натюрморт же совсем маленьким выйдет. Лучше без стены.

– Понятно, – сказала Маша. – А то я самоучка, вот и спросила.

– Как самоучка? – удивилась Ольга Рэмовна. – Ну-ка, сейчас ещё твои домашние работы пересмотрю…

Маша указала на одну из папок.

– Так, так, так. Мария! Но у тебя домашние работы очень приличные. И без всяких стен.

– Просто я смотрела, как рисуют, и так же рисовала. Это в школьном кружке.

– Понятно, – недоверчиво произнесла Ольга Рэмовна.

И Васе в очередной раз всё стало понятно. Он здесь, среди самоучек и прочих поступающих, самый сильный. А как же Вася волновался! А ещё больше тётя Аида!!! А Маша совсем не волнуется, и не торопится, вот выдержка-то!

Вася писал, полностью углубился в натюрморт, закопался в него с головой. Он рисовал и когда остальные девочки уже сдали работы. Вася видел, что у девочек работы незаконченные, он понимал, что они уже устали, им всё равно… Настроение у них – фатальное: будь что будет. Вася так же уставал на занятиях с тётей Аидой. А тут Вася в раж вошёл, как на соревнованиях по плаванию на восемьсот метров. Длинную дистанцию плывёшь когда – тяжело, но привыкаешь плыть, втягиваешься в ритм. Так же и с экзаменом. Тяжело, но втягиваешься. И Вася рисовал и рисовал, писал и писал свой натюрморт с толстой вазой и распушенной вербой.

В дверях появились мамы и даже чей-то папа.

– Господа! Вы что тут?

– Я документы собирал, – ответил папа.

– И мы, и мы, – голосили мамаши, – и мы тоже за документами бегали. Родители спрашивали у педагогов, как их дети, справились ли, поступят ли. Педагоги отвечали, что конкурс большой.

– Справились не все, – объявила директор. – Будем собирать консилиум, кое-кого из слабых, но подающих надежды возьмём.

– А каковы наши шансы? Подаём ли мы надежды? – интересовались родители.

– Через неделю на сайте, – директор и Ольга Рэмовна попрощались с родителями. Заодно и Васину работу забрали. Вася начал собираться. И случайно опрокинул банку с гуашью. Большая толстая клякса появилась на полу. И тут как нельзя кстати появилась тётя Аида.

– Давай, Васенька, всё уберём.

– Нет, нет, я сам. Выв таком платье.

– Я буду тебе словом помогать, указывать, – тихо шептала тётя Аида, потому что комиссия принялась рассматривать и оценивать работы.

– Как там наш Васенька? – спросила Аида Германовна, указывая, где Васе ещё нужно пол отмывать. – Вы же видите, что это гениальный ребёнок.

– Работа приличная, – сказала директор. – Но у Васи плохое поведение. Я как-то вела у него лепку, так он всё время болтал.

Тут тётя Аида замолчала. Она не знала, что ответить: у её сына Альтбертика поведение было всегда тихое и примерное. Альбертик на занятиях никогда не болтал. Он и после занятий не болтал, а с мамой так вообще помалкивал.

Вася домыл пол, и они с тётей Аидой, пришибленные и расстроенные, вышли в холл. Холл был пустынен. Все, и утомлённые после вступительных испытаний дети, и их уставшие от волнений и сбора документов и заполнения анкет родители, убежали в весну, в тёплый почти летний вечер.

– Ну что там? – спросила мама Васи. – А то я жду, жду. Все разошлись – вы всё там.

– Мила! – убитым голосом сообщила тётя Аида. – Сказали, что у Васи поведение плохое.

– Да что она болтает? – возмутился Вася. – Директор у нас один раз заменяла. А ко мне девочки приставали.

– Ты смотри! – ожила Аида. – Это они специально, чтобы повод был не взять! Ну я им!

– Не надо, тётя Аида, – сказал Вася. – У меня хорошая работа, а остальные плохо нарисовали. Должны принять.

– Вася! Экзамены шли целый день. Ты не знаешь, как в других мастерских дети рисовали. Правда, мне уже по секрету сообщили, – тётя Аида перешла на шёпот, что один мальчик пришёл на экзамен и оказалось, что он красками впервые в жизни рисует… Спрашивается: как его до экзаменов допустили?