Косые тени далекой земли

Примерно полвека назад, в июле тридцать шестого года, генерал Франсиско Франко поднял восстание против правительства Испанской республики. При поддержке нацистских режимов Гитлера в Германии и Муссолини в Италии, после трех лет гражданской войны, Франко удалось подчинить себе всю Испанию.

Без долгих разговоров Каталония и Баскония были лишены прав автономии, и на все языки отдельных областей страны – то есть на все языки кроме государственного, кастильского, – были введены строгие ограничения.

Однако осенью 1975 года, когда со смертью генералиссимуса Франко закончилась его диктатура, продолжавшаяся целых тридцать шесть лет, Испания начала переход к либеральному режиму, чтобы, подобно змее, сбросить старую кожу.

На престол взошел король Хуан Карлос, которому посредством разумных политических мер удалось постепенно провести либерализацию и демократизацию своего отечества.

Главные области страны снова получили автономию, и ограничения на языки были сняты. С осени 1982 года в стране стал править премьер-министр Фелипе Гонсалес со своей Социалистической рабочей партией,[PSOE – примечание автора] и под руководством короля Испания идет по пути умеренного социализма.

Риэ произнесла, не глядя на собеседника:

– Это, наверное, в вас баскская кровь говорит.

Ибаррагирре, не останавливаясь, широко развел руками.

– Времена сейчас другие. Мы и автономию получили, и на нашем языке сейчас можно говорить свободно.

– Но ЭТА[баскская организация «Родина и Свобода» – примечание автора] все еще проводит теракты, пытаясь добиться независимости, не правда ли? Совершенно так же, как было во времена Франко.

Ибаррагирре нервно оглянулся и, понизив голос, проговорил:

– Сколько бы центральное правительство ни менялось, перед басками стоит одна конечная цель – полная и ничем не ограниченная независимость страны. Ты и сама прекрасно знаешь, что Баскония и антропологически, и лингвистически совершенно не похожа на Испанию.

– Спорить не буду, но ведь этим нельзя оправдать террористические акты, не так ли?

– Это не теракты. Это война. Между Басконией и Испанией.

– Вы, что же, поддерживаете их стратегию, бомбы, похищения и убийства?

– Деятельность ЭТА найдет отклик в сердце любого баска.

– Неужели? Что-то мне не верится, что баски так любят кровопролитие. Я вот слышала, что в баскском парламенте организацию ЭТА поддерживает только партия

«Эрри Батасуна».

Ибаррагирре опять оглянулся и со вздохом проговорил:

– Японцы – нация однородная, и вам нас, национальное меньшинство, не понять.

Ибаррагирре было лет тридцать пять, то есть он был старше Риэ года на два-три. И на лекциях в университете, и за столом в пивнушке он говорил только о басках, он действительно гордился своей нацией, и, о чем бы ни зашла речь, будь то литература, искусство или музыка, все для него так или иначе сводилось к баскам.

И только одну тему, политику, Ибаррагирре до сих пор не затрагивал – казалось, он намеренно избегал ее. Пожалуй, сегодня он впервые откликнулся на разговор о политике.

Риэ взглянула вверх, в темное небо.

В том, что японцы – этнически однородный народ, Риэ сомневалась, однако не смогла бы, наверно, с уверенностью сказать, что действительно понимает душу тех, кто живет в Каталонии или Басконии.

Они шли по немноголюдному проспекту Майор, по направлению к центру Мадрида – площади Пуэрто дель Соль. На улице было еще много машин. На противоположной стороне танцевало несколько юнцов – по-видимому, панки, – они отбивали ритм, хлопая в ладоши.

Писо,[съемная квартира – примечание автора] где жила Риэ, находилось на улице Принсипе, и, чтобы туда добраться, нужно было свернуть с Пуэрто дель Соль на проспект Херонимо, затем дойти до площади Каналехас, а там повернуть направо. Окрестности были вовсе не спокойные, но Риэ нравилась атмосфера торгового квартала.

Прошло уже почти полгода с тех пор, как Риэ за свой счет приехала в Мадрид учиться. До того она преподавала испанский в одном из токийских университетов, но случилось так, что ей пришлось подать прошение о временном увольнении, и после перерыва в несколько лет она снова оказалась в Испании. Во-первых, она хотела заново заняться языком, во-вторых – продвинуть свои исследования по современной испанской литературе и истории гражданской войны.

– Слушай, а у тебя есть молодой человек? – спросил на ходу Ибаррагирре.

Риэ на мгновение замешкалась от неожиданности, но тут же ответила:

– Есть.

– Испанец?

– Японец.

– В Мадриде?

– Нет, в Токио.

Ибаррагирре рассмеялся.

– Бистатик урун, биоцетик урун.

Эту баскскую поговорку Риэ уже выучила, она значила что-то вроде: «Тень ушедшего скоро блекнет».

Риэ промолчала, и Ибаррагирре продолжил:

– Если твоего мужчины нет рядом с тобой, прямо в эту минуту, значит, его вообще нет. Тебе не кажется, что по сравнению с ним у меня положение гораздо более выгодное?

Риэ даже растерялась – его навязчивость переходила всякие границы. Был ли у нее мужчина или нет, но об Ибаррагирре она никогда не думала и никогда не подумает как о возможном партнере.

– Не знаю, как у басков, но японские женщины всегда остаются верны своему мужчине,