– Предоставляю это вашему воображению, лейтенант. И, судя по тому, что вы пробрались сюда, чтобы застать нас врасплох, вы сами намереваетесь присвоить это золото, не правда ли?
– Верно. Это золото не принадлежит ни Испании, ни Сталину. Оно – мое. Вы же останетесь здесь, мертвые.
Хоакин облизнул пересохшие губы. Должен же быть какой-то выход из этого положения.
– Лейтенант, – начал он нарочито слезливым голосом, – послушайте. Это все Гильермо подговаривал меня убить вас. А я был против, честное слово. Ну убейте же его. А я вам когда надо помогу выносить ящики. И даже взамен ничего не…
Болонский издевательски усмехнулся:
– Брось, не старайся. Я не собираюсь доставать золото в ближайшее время. Подожду – хоть десять, хоть двадцать лет, пока не подвернется подходящий случай. Ну ладно, что время терять. Уже до рассвета немного осталось.
Болонский неожиданно выстрелил в Гильермо.
Тот, будто ждал этого, мгновенно присел. Пуля пробила ящик, и щепки полетели по сторонам.
Хоакин быстро сунул руку за спину. Вытащив из-за пояса резак, он, не медля ни секунды, метнул его в Болонского.
Дуло пистолета повернулось к Хоакину, прозвучал выстрел, но, стреляя, Болонский наклонился, чтобы увернуться от резака, и пуля не попала в цель.
Хоакин прыжком перелетел через ящики, пригнулся и без раздумий ринулся в глубь пещеры. Это был единственный путь к спасению.
Сзади послышался выстрел, и пуля попала в скалу прямо перед ним. Осколки посыпались во все стороны, и один из них попал ему в левый глаз.
От невыносимой боли Хоакин закричал, но страх гнал его вперед, и, обогнув скалу, он как-то сумел нырнуть в подземный ход.
Ощупывая руками стену, превозмогая боль, он в исступлении продвигался все дальше и дальше в глубь темного прохода. Много раз он натыкался на скалу, но страх перед смертью гнал его вперед.
Из пещеры далеко за его спиной прозвучал выстрел, затем чей-то крик. Потом послышался громкий всплеск.
Хоакин пришел в себя и решил остановиться.
В следующую секунду земля ушла у него из-под ног, и он полетел в какую-то бездонную дыру.
16
Кабуки Тикако села на тот стул, где совсем недавно сидел Кадзама Симпэй.
– Какое совпадение! Видно, Мадрид не так уж и велик.
Застигнутый врасплох, Рюмон не нашелся что ответить.
Он вдруг осознал, что в течение трех недель, прошедших после их случайной встречи в испанском посольстве в Токио, он не видел ее ни разу, хотя по телефону они все же разговаривали.
Наконец он собрался с мыслями.
– Я позвонил в «Мемфис», как только зарегистрировался, но тебя там не оказалось. Кто бы мог подумать, что вдруг встречу тебя здесь!
В том, что они встретились, не было, в общем, ничего невероятного, потому что японцы, приехав в Мадрид, первым делом идут прогуляться по Гран Виа.
– Прости, что мне сегодня не удалось встретить тебя в аэропорту. Я хотела приехать, раз ты даже факс мне послал, но не смогла.
– Ничего. Мы ведь оба приехали сюда не развлекаться.
Тикако была одета легко – джинсовая куртка, джинсы и белые теннисные туфли. В руках у нее была видавшая виды холщовая сумка.
Рюмон подозвал боя и заказал две бутылки пива.
– В твоем факсе было написано, – начала Тикако с иронией, – что ты собираешься остановиться в «Вашингтоне». Я подумала – как это на тебя похоже!
– То, что у меня хватает нахальства поселиться рядом с тобой и в то же время хватает деликатности ограничиться соседней гостиницей?
– Ну да. Для второго наверняка потребовалось немало силы воли.
Чтобы скрыть смущение, Рюмон достал сигарету и закурил.
Интересно, что сказала бы Тикако, если бы узнала, что в «Мемфисе» просто не было свободного номера…
Принесли пиво. Они чокнулись.
Тикако отпила примерно половину.
– Послушай, а в чем ты видишь связь между подниманием бутылки двумя пальцами и поисками японского добровольца?
Рюмону пришлось рассказать, как он поспорил с незнакомым японцем и тот выманил у него пять тысяч песет. Тикако покачала головой, похоже, даже с некоторым недоумением. Затем перелила оставшееся пиво из бутылки в стакан, поставила бутылку на горлышко и попробовала поднять ее двумя пальцами.
Тикако шла по Гран Виа впереди Рюмона.
У нее были узкие джинсы, короткие брючины открывали лодыжки, а по бокам брючин шла пестрая вышивка. Рюмон залюбовался ею и неотрывно смотрел на две двигающиеся полосы.
Обернувшись назад, Тикако заметила его взгляд, и на секунду в ее глазах мелькнул упрек.
– Броские, однако, у тебя джинсы, – смущенно проговорил Рюмон.
– А, ты об этом? Мне говорили, что эта вышивка имитирует узоры на брюках тореадоров. Сейчас, говорят, очень модно носить эти джинсы такой длины, чтобы были видны лодыжки.
– Если ты – тореадор, то я с радостью взял бы на себя роль быка.
Тикако засмеялась, отбросив волосы со лба.
Вдруг где-то впереди послышался женский крик, и они остановились.
Люди расступились, освобождая путь человеку с длинными черными волосами, который, как ураган, несся им навстречу. На тротуаре за его спиной лежала женщина в голубом платье и что-то громко кричала, показывая пальцем на удиравшего.