– Ваш латте! – жизнерадостно прощебетала точно бы из ниоткуда появившаяся молоденькая официантка и поставила перед Светой высокий стакан. А когда она упорхнула обратно в сторону барной стойки, Виктория Юрьевна наклонилась ещё ближе и негромко спросила:
– Светлана… ты в этом уверена?
Учитывая, как всё было, вопрос прозвучал несколько даже забавно, и Света усмехнулась. Но тут же, чтобы не обидеть маму, пояснила:
– Да, я уверена. Я видела его вчера с какой-то… в машине…
– И?
Сначала Света непонимающе нахмурилась, но затем сообразила, что сказанное ею действительно можно было истолковать по-разному.
– В смысле… – Она запнулась. – В смысле, они занимались сексом…
Довольно долго мать и дочь сидели, не произнося ни слова. Были слышны голоса других посетителей кофейни, звон чашек, гудение кофемашины и шипение горячего пара. Пытаясь хоть чем-то себя занять, Света взяла длинную ложку и начала помешивать посыпанную корицей молочную пенку.
Вот, собственно, и всё. Мерзковато, конечно, но в целом не так уж и страшно. Да и мама молчит. А что тут, с другой стороны, скажешь?
Виктория Юрьевна тем временем пристально смотрела на дочь. И в её взгляде, обычно цепком и пронзительном, отчётливо угадывались нотки сострадания и тревоги. Однако было заметно, что Светино спокойное безразличие ставило её в тупик, и она, помедлив, осторожно проговорила:
– Мне кажется, или ты не очень из-за этого расстроена? Со мной тебе не обязательно сдерживаться…
Девушка удивлённо подняла глаза. Подобной чуткости со стороны мамы она почему-то не ожидала.
– Да мне и вправду как-то всё равно… – неуверенно призналась она.
– Почему?
– Потому что… Потому что у нас всё было как-то… скучно, нудно… Как-то неправильно, в общем.
Некоторое время Виктория Юрьевна молчала, нервно постукивая длинным ногтем по матовой поверхности стола.
– Как ты думаешь, что такого должен осознать человек, чтобы перестать быть ребёнком и повзрослеть? – поинтересовалась она у дочери после очередного глотка кофе.
Света положила ложку обратно на блюдце, откинулась на спинку дивана и, сложив руки на груди, уставилась в окно.
«Ну вот… – обречённо подумала она. – Началось…»
Всё верно: каждая последующая порция «жизненной мудрости» обычно предварялась каким-нибудь гаденьким риторическим вопросом. Ответить на который правильно было невозможно, а не ответить вовсе – это вроде как признать свою бестолковость и неопытность, тем самым подтверждая правомерность последующего монолога.
– Да, однозначного ответа тут, наверное, нет, – слегка пожала плечами Виктория Юрьевна. – Но лично я считаю, что человек достигает настоящей зрелости тогда, когда начинает рассматривать себя и свои поступки как главную причину того, что происходит в его жизни…
Каждый раз во время подобных бесед Света чувствовала себя как дерьмом облитая. Хотя в такие моменты никогда не было ни оскорблений, ни криков, ни даже повышенного тона.
– …Я знаю, насколько сложно принять эту мысль большинству людей. Но именно способность брать на себя ответственность за свои поступки и является залогом успеха в чём бы то ни было. Тогда как неудачники вечно скулят и оправдывают свои поражения целой кучей якобы не зависящих от них обстоятельств.
Повисла ещё одна долгая пауза. Света так и не смотрела в мамину сторону, бездумно провожая глазами проезжающие мимо кафе автомобили.
– Я это всё к тому, – снова заговорила Виктория Юрьевна, – что эта новость для меня не такая уж и неожиданная. Ваши отношения стали такими, какими они стали, не просто так, а по определённой причине. Например, по причине того, что ты не особо-то ими и дорожила. И не слишком старалась сделать их лучше. Взять хотя бы то, как ты следишь – а, точнее, не следишь – за своим внешним видом: за своим телом, своей фигурой, своим гардеробом… Да и вечерние часы с выходными ты наверняка посвящала не Антону, а компьютеру, книгам, общению с подругами…
Тут уж Света не вытерпела и сердито уставилась на мать. Которая, несмотря на ровный, твёрдо звучащий голос, выглядела грустной, даже подавленной.
– Пойми, Светлана, я Антона нисколько не выгораживаю, – продолжала та. – И я не собираюсь уговаривать тебя его простить… Я лишь хочу сказать, что к такому вот печальному финалу привели в том числе и
Это стало последней каплей. Лицо Светы вспыхнуло, челюсти непроизвольно сжались…
…А Виктория Юрьевна, заметив, как похолодел и обострился взгляд дочери, вдруг как-то судорожно вздохнула… но затем решительно произнесла: