Кот и полицейский. Избранное

Джуа устроился наверху между скал и начал строить из камней упор для своего ружья, даже больше того, целую крепость с узкой бойницей, в которую можно было просунуть только ствол ружья. Теперь он мог стрелять без всякой опаски, потому что, даже если он убьет эту облезлую курицу, беда невелика.

Однако в ту же минуту рядом с ним появилась старая Джирумина, замотанная в драную черную шаль, и произнесла следующее внушение:

– Джуа, если бы немцы унесли все мое достояние – мою бедную курицу, мне было бы очень горько. Но если ты своими руками застрелишь ее из ружья, мне будет еще горше.

Поняв, какая ответственность легла на его плечи, Джуа задрожал пуще прежнего. Но он сейчас же взял себя в руки и спустил курок.

Немец услышал выстрел, и в то же мгновение курица, которая билась у него в руке, осталась без хвоста. Новый выстрел, и у курицы отвалилось крыло. Уж не заколдована ли эта курица, которая взрывается у него в руках и исчезает по кускам? После следующего выстрела курица оказалась полностью ощипанной и совершенно готовой для супа, но продолжала бешено трепыхаться. Немец стал приходить в ужас. Схватив курицу за шею, он старался держать ее как можно дальше от себя. Четвертым зарядом Джуа перерезал вытянутую куриную шею буквально под самой рукой немца, в ладони которого не осталось ничего, кроме куриной головы, все еще продолжавшей шевелиться. Бросив ее на землю, немец побежал прочь. Но теперь он не находил даже следов тропинки. Перед ним открывался обрывистый склон, а над ним возвышалось рожковое дерево, на одной из веток которого примостилась большая кошка. Теперь солдат уже перестал удивляться тому, что весь лес кишит разными домашними животными. Он протянул руку, чтобы погладить кошку, потом взял ее за загривок в надежде утешиться кошачьим мурлыканьем.

Но тут надо сказать, что этот лес уже давно подвергался набегам свирепого дикого кота, который безжалостно истреблял пернатых, а иногда даже появлялся в деревне и залезал в курятники. И немец, надеявшийся услышать знакомое мяуканье, вдруг увидел, что на него кидается ощетинившийся, взъерошенный хищник, и почувствовал, как страшные когти начинают рвать его на куски. Вслед за этим последовала яростная схватка, и человек вместе со зверем кубарем покатились по крутому откосу.

Вот как получилось, что самый никудышный стрелок Джуа Дей Фики прославился как самый отважный во всей деревне партизан и охотник. А бедной Джирумине всем миром купили целый выводок цыплят.

Предательская деревня.

Перевод А. Короткова

Во сне ему казалось, что какая-то тварь вроде скорпиона или рака больно вцепилась ему в бедро. Он проснулся. Солнце стояло высоко, и в первую минуту Том был ослеплен его сиянием. Куда бы он ни смотрел, перед его глазами мелькала мозаика, составленная из осколков неба, блестевшего между ветвями сосен. Потом он узнал место, где, смертельно усталый и измученный невыносимой болью в раненой ноге, свалился на землю, поняв, что в такой темноте ему не найти дороги, по которой ушли товарищи. Он тотчас же взглянул на свою ногу. Повязка присохла к ране, на этом месте проступало жесткое почти черное пятно, нога вся распухла.

А ведь дело-то казалось пустяковым. Когда во время боя пуля чиркнула ему по бедру, он даже не обратил на это внимания. Ошибку он сделал позднее, когда, отступая с товарищами из лесу, сказал: "Нет, нет, я прекрасно дойду сам". Но ведь ему тогда на самом деле казалось, что он только слегка прихрамывал. Потом между деревьями прострекотала автоматная очередь, партизаны мгновенно рассеялись, а он остался позади. Кричать он не мог, поэтому начал блуждать наудачу, пока не настала ночь. Тогда он бросился на сухую хвою, устилавшую землю, и проспал бог знает сколько времени. Теперь уже белый день на дворе. Его немного лихорадило. И он совершенно не знал, где находится.

Он поднялся. Закинул за плечи карабин и немного постоял, опираясь на толстую ветку орешника, которая со вчерашнего дня служила ему костылем. В какую сторону идти, он не знал. Вокруг стоял лес, и за ним ничего не было видно. На склоне горы выделялась серая скала. Том с трудом вскарабкался на нее. Перед ним открылась долина. В самой ее середине, прикрытая неподвижным куполом неба, виднелась деревушка, примостившаяся на вершине холма и окруженная тощими виноградниками, ступенями спускавшимися по склонам. Пыльная проселочная дорога, извиваясь, сбегала вниз. Все было неподвижно и безмолвно. Ни около домов, ни в поле – ни единого человека. Ни единой птицы в небе. Пустая дорога, бегущая по солнцепеку, будто ее проложили специально для ящериц. Никаких следов врага, словно и не было тут вчера сражения.