Кот, который ходил сквозь стены

– Дружок, если ты имеешь в виду классическую музыку, которая играет в честь твоего прибытия, должна сказать, что у тебя варварский вкус и он, похоже, не меняется. В любом случае мне запрещено ее отключать: новый протокол установлен коммодором Хильдой и может быть изменен только с ее разрешения.

– Женщины обложили меня по полной! – Лазарус был готов закипеть. – Невозможно подняться на собственный корабль, чтобы тебя не осыпали оскорблениями. Когда закончим с «Властелином Галактики», клянусь Аллахом, я куплю посудину Берроуза в холостяцком исполнении, поставлю на нее церебратор Минского и отправлюсь в долгий отпуск без женщин на борту.

– Лазарус, как ты можешь говорить такие ужасные вещи? – сзади послышался голос, в котором я без труда узнал теплое контральто Хильды.

Лазарус оглянулся:

– О, а вот и ты! Хильда, сделай так, чтобы этот адский шум прекратился.

– Лазарус, ты и сам можешь это сделать…

– Я пытался, но им нравится издеваться надо мной. Всем трем. И тебе тоже.

– …просто отойдя на три шага от входа. Если предпочитаешь другое музыкальное приветствие – скажи, какое именно. Мы с Дорой пытаемся подобрать подходящую мелодию для каждого члена нашей семьи, плюс приветственную песню для гостей.

– Смешно!

– Доре это нравится, и мне тоже. Это лишь дань вежливости. Все равно что есть вилкой, а не пальцами.

– Пальцы появились задолго до вилок.

– А плоские черви – задолго до человека. Но это вовсе не значит, будто плоские черви стоят выше людей. Отойди, Вуди, и дай Гершвину отдохнуть.

Проворчав что-то, Лазарус отошел от входа, и Гершвин смолк. Мы с Хейзел двинулись следом, и вновь зазвучала музыка, марш в исполнении оркестра из волынок и барабанов, который я не слышал с того черного дня, когда лишился ноги… а также командной должности и чести: «Кэмпбеллы идут…»

Музыка ошеломила меня чуть ли не до потери сознания, впрыснув в меня мощную дозу адреналина: этот древний воинственный клич на меня всегда так действует. Пришлось приложить все усилия, чтобы нахлынувшие чувства никак не отразились на моем лице, и молиться, чтобы никто не заговорил со мной, пока я вновь не обрету дар речи.

Хейзел сжала мою руку, но промолчала. Думаю, она умеет читать мои эмоции – она всегда знает, что мне требуется. Я зашагал вперед, распрямив спину, почти не опираясь на трость, не видя ничего вокруг. А потом волынки смолкли, и я снова обрел способность дышать.

Хильда шла позади нас, слегка отстав – вероятно, чтобы музыкальные приветствия не сливались друг с другом. В ее честь раздалась легкая изящная мелодия, исполнявшаяся, как мне показалось, на серебряных колокольчиках, а может, на челесте. Хейзел сказала, что песня называется «Иезавель», но откуда она, я так и не понял.

Жилище Лазаруса оказалось чрезвычайно роскошным, и мне стало интересно, насколько богато обставлена флагманская каюта «коммодора» Хильды. Хейзел расположилась в его гостиной, так, будто всегда жила там. Но я в ней не задержался надолго – переборка расступилась, и Лазарус провел меня в зал заседаний, вполне подходящий для крупной корпорации. Вокруг гигантского стола были расставлены мягкие кресла, возле каждого помещались блокнот, ручка, графин с водой, терминал с принтером, экран с клавиатурой, микрофон и заглушающее поле. Добавлю, что весь этот ненужный хлам был здесь благодаря Доре, оказавшейся идеальной секретаршей, которая предлагала и подавала к тому же закуски и напитки.

(Я никак не мог избавиться от ощущения, что где-то здесь есть живая девушка по имени Дора, скрытая от посторонних глаз. Но ни одна смертная девушка не сумела бы одновременно жонглировать столькими предметами.)

– Садитесь где угодно, – сказал Лазарус. – Тут у нас без званий. И не стесняйтесь задавать вопросы и высказывать свое мнение. Если выставите себя дураком, никто не обратит внимания, вы будете далеко не первым. Вы знакомы с Либ?

– Официально – нет.

Это оказалась другая рыжеватая блондинка, не Дити.

– Тогда познакомьтесь. Доктор Элизабет Эндрю Джексон Либби Лонг, полковник Ричард Колин Эймс Кэмпбелл.

– Очень приятно, доктор Лонг.

Она меня поцеловала. Я ожидал этого, поняв за два дня, что избежать дружеских поцелуев можно, только дав задний ход… но лучше расслабиться и получить удовольствие, что я и сделал. Доктор Элизабет Лонг, очень симпатичная, была почти не одета, от нее приятно пахло, и на вкус она тоже была приятна. Задержавшись рядом со мной на три секунды дольше необходимого, она погладила меня по щеке и сказала:

– У Хейзел хороший вкус. Рада, что она привела вас в Семейство.

Я покраснел как рак, но никто не обратил на это внимания – по крайней мере, так мне показалось. Заговорил Лазарус:

– Либ – моя жена, а также партнер, еще с двадцать первого века по григорианскому календарю. Вместе мы прошли через бурные события. Тогда она была мужчиной и офицером Терранских вооруженных сил в отставке. Но и тогда, и сейчас, в мужской или женской ипостаси, это величайший из математиков всех времен.

Элизабет повернулась и погладила его по руке: