Кот, лошадь, трамвай, медведь

Кухня раздвинулась до размеров страны, странаПостепенно оказалась совсем другой,Называл её Софьей Власьевной, а онаЕбанутая, как Настасья Филипповна, дорогой,Она с приветом, и этот ее приветПерехлестывает через каждый порог,Создается впечатление, что Сахаров, правь он несколько лет,

Тоже бы попытался остаться на третий срок.Далее что-нибудь нужно про день сурка,Ночь песца, вечер скрипучих петель,И досок, и снега, и, кстати сказать, снег'aПеремешаны со снегами и медведями, и метельИз снегов и спящих медведей то стелется, то кружит,Всячески меняется, но остается такой,Чтобы поэт, что внутри неё лежит,

Столбенел от того, что он мёртвый и молодойЗаранее. Лежит, как в окне бабочка или оса,Причём с издевательской улыбочкой на устах,От того, что зима литературе, как гопник, смотрит в глаза,А литература только и может ответить кудах-кудах.

«Со временем сезон цветения вишни…»

Со временем сезон цветения вишни

Сливается со временем, где вишни висят, как гири,Литература становится похожа на самурая, который пишетПредсмертные стихи – и не делает харакири.Передвигаясь в транспорте, грязном, будто посуда,Видишь, как на рисовых полях весенних газонов,Блестящих на солнце, стоят повсюдуПризраки (в доспехах)Снеговиков (без оных).

«Литература в этой речи плывет, как айсберг…»

Литература в этой речи плывет, как айсберг,(Большую часть его ни хера не видно)При этом гудит и светится, как лайтсабер,Режет волны, как масло или повидло,Под пафосную музыку или рёв океанаКак-то умудряется шептать кому-то на ушко:«У тебя нет бабы, зато есть Марина с Анной», –Но всё гораздо печальнее, потому что