Кот-Скиталец

– Н-да. Будем надеяться, это вообще ни с кого одного не содрано, – ответила я. Смысл подразумевался двойной: и чужой жизни жалко, и страшновато будет повстречаться с этаким чудищем.

Еще мы получили по войлочному внутри, состеганному из промасленной ткани комбинезону совсем медвежьего вида: горный холод мог оказаться непривычен не только для меня и Бэса, совсем голокожих, но и для моего сына. Еды здешней взяли не очень много: по известному принципу «лучше пустой желудок, чем натертые плечи». Моя беспечность оправдывалась и фатализмом: суждено Волкам нас найти – найдут быстро, они у себя дома, а мы в непрошеных гостях. К тому же на любой страх не напасешься, а мои псы уж чего-ничего, да унюхают, чтобы на зуб положить. Уж Артханг-то наверняка не собирался «слушать голос травы», решая, что здесь готово быть съеденным, а что нет. Да и неуклюжий домашний Бэсик как-то враз отринул облик холеного любимца и обнаружил в себе типичную норную собаку. Я подозреваю, что этот тип ради тренировки охотился и раньше, во время пути по андрской равнине, ибо похудел он вполне таксообразно, а на марше развивал неплохую скорость.

И вот настал час. Нас не обнимали и не махали руками и платочками, просто сказали напутствие в два слова: «Ходите невредимо». Закон Триады: если тебя ведет долг – он тебя и поддержит.

Потом наши мунки свернули в свою сторону, а мы пошли в свою.

В глубине черной, сплошь завешанной коврами палатки дочь моя Серена говорит Владетелю, держа руку в обхват трепещущей Киэно, в то время как он рассеянно поглаживает своего Багира против волоса:

– Мартин Флориан переступил через пределы дозволенного и совершил то, чему нет достойного названия ни в божеском законе, ни в андрском, ни в инсанском. Только мунки, что живут на два дома, испытали на себе, как это – предавать свою кровь и плоть, да и у тех это позабылось и истребилось. Ты ведь обещал выполнить мои желания? Тогда пойди и подари кунгу андров войну, которой он так долго и прилежно добивался!

– Понять бы, – медленно говорит Владетель Эрбис. – Я предлог ему прямо в руки вложил – ради того и тебя взял до срока, и в Запретный Храм вернулся, чтобы вызвать его на бунт. Он проглотил обиду. Зачем? Только ли ради того, чтобы стать одним целым со всей своей страной и уж потом восстать против меня? Нет, я подожду. Если он так храбр, что это превозмогает и рассудок, пусть еще осмелеет – так сильно, что захочет ступить всем своим войском на мою землю.

– А ведь это случится, и вскоре, – сладко промурлыкала Киэно, – Он играет… как это говорят нечестивые андры? Да, ва-банк. «Идет ва-банк» – звучит нелитературно, потому что «ва» как раз и означает «иди».

– Так, как ты сказала, тоже выглядит некрасиво, – пальцы Серены отдернулись. – На земле нэсин у андров будет шансов куда меньше нашего. А то и вообще никаких.

– Госпожа моя, ты чью руку держишь – Владетеля или короля Марта, предателя, отступника и братоубийцы? – фыркнул Багир, и со дна его зрачков метнулись к ней две круглых рыже-зеленых молнии.

– Не ставь клеймо, не разобравшись, – степенно возразил Эрбис, – а то оно ударит в твой лоб. Мне самому горько, горше, чем ты можешь себе представить. Только мой племянник Бродяга Даниль поистине сделал то, что хотел. А Мартин – то, чего добивался. Он достоин того, чтобы шансы нашей с ним игры были выравнены и решение принял Владеющий всеми решениями.

– Вот теперь и я скажу, чья рука лежит над моими, Багир… если ты еще не понял, – Серена улыбнулась уголком рта. – Тот, кто тасует козырную масть в свою сторону, играет крапленой картой, и Справедливый заранее ополчается на него. Так, значит, твои воины войдут в Андрию, шах шахов?

– Но еще до того я объявлю своему вассалу, что пришел взыскать с него кровь родича и не склонен к примирению, потому что вместе с моим покровительством он отверг и мою снисходительность, – подытожил Владетель Эрбис.

Вард в том разговоре не участвовал, а то бы подмешал в рассуждения Владетеля каплю практицизма, а перед Сереной тряхнул своей изощренной теологией: ведь логично думать, что Творец из двух противников обережет именно того, кто обратился к его защите напрямую, протянув ему перчатку, как Роланд, – и вовсе не ради заслуг обратившегося, а для сохранения собственного мундира, лица, достоинства или, как это называла Урсула ле Гуин, шифгретора.

И им обоим сразу напомнил бы ученый Вард один эпизод из уже не инсанской – давней арабской истории, который Учитель называл: «обруч из железа, глаз Белой Бирюзы. Битва при Оходе»…