Внезапно он подмигнул:
– Знаешь, ходил я в свое время с нэсин – ходил, а самого главного не понял. Буду учиться всему заново. Это ведь самое интересное, брат, – учиться видеть широкую степь и слышать ночные звезды.
«Что там говорил наш кауранг? – думал в это время Джамол. – Про какие-то иные стены… Так ведь вся Андрия в них, все страны укрепленных городов – собрания темниц, куда пожизненно заключило себя человечество.»
Но своему побратиму андру он этого не сказал.
«Вот жук, – говорил себе Ротберт, – перемахнул через ограду, будто за ним все тюремные кауранги погнались, а мне ни словечка, не попрощался даже. Ну, так ведь то и нужно: каждому решать за себя одного. И опять же хитрец: ушел налегке, всё свое унес с собой, как говорят. Набил в себя столько стихов и песенок, что у души завязки лопаются, а молчит.»
Но своему брату инсану ничего этого не сказал тоже. Оба они поистине стали старше на десять лет, и оба знали, что всему на земле настает свое время: и любовным поэмам, и песне у огня, и скитаниям по раздольной земле.»
– Тут и живут инсаны в самом деле? – спросила Серена. – Не на Земле Изменчивости? Или тут живут истинные нэсин?
– Это всё – одно и то же, – ответил Владетель. – Просто обыкновенный Живущий не умеет охватить мыслью и душой всеобщего, и в его восприятии оно разбивается на капли, подобно ртути.
– Так, стало быть, и твой шахский дворец здесь?
– У меня нет дворца: я же Странник, Владетель летучего песка, зыбучего камня и Кота-Скитальца. Хотя с другой стороны – вот он, мой дворец: пещера с хрустальным или сапфировым куполом, под которым горит свет.
То и в самом деле оказалась огромная пещера, своды которой спустились донизу, а высоко вверху, там, где иногда делают световой колодец, стоял клубок золотого света. Он и был тот ключ-камень, который замыкает и держит свод. Серена вспомнила свой сон о Троих: все здесь было непохожим, но тем же самым, что в том сне.
– Оборотная сторона, – сказала она вслух. – Только чего – Храма в Шиле, мира андров или вообще всех ближних сотворенных миров?
– Если встать в том месте Шатра Мира, которое прилегло тебе к сердцу, – негромко говорил Эрбис, – и вымыслить Дом, Дом для тебя одной или тебя и того, кого ты выберешь; просто вымыслить, не вдаваясь в мелкие подробности, позволить твоей сокровенной идее нести тебя. Тогда он встанет во всей красе, такой, какую ты только и могла пожелать, потому что малое рождается из великого, а не великое из малого. И он будет прочнее любого андрского, даром что они потеют над своими домами десятилетия, а над соборами – сотни лет. Ведь в раю камни живые, а значит – нерушимые.
– Так мне говорить, мой Владетель? Ты хочешь?
– Главное, чтобы хотела ты, королева…
– Королева мыльных пузырей, которые прочнее гранита.
– Но ты помнишь, как однажды писанное на бумаге оказалось прочнее скрижалей?
– Кому и помнить о Бродяжнике, как не мне. И о Мартине…
– Как ты не поймешь: ты одна стоишь вровень с миром дальней жизни, потому что в тебе слились разумная душа Живущих и живая сила земли. Твоя мысль есть само воплощение, ибо твоя сила входит в медленно живущее и указывает путь металлу и камню. Говори!