Кот – золотой хвост

В глубокой задумчивости Николай Николаевич подошел к стеклянной двери, заглянул в зал. Там полно было школьников второй смены, забежавших перед уроками, чтобы что-нибудь друг у друга скатать. Была там престарелая пенсионерка, увлеченно сморкавшаяся над „Новым миром“. Было трое-четверо диковатых студентов, засевших с утра: в двадцать два сорок пять их придется чуть ли не под руки выводить из зала, а они, упираясь, будут перелистывать на ходу учебники.

Привычная утренняя публика… Вечером пойдут другие: старшеклассники – готовиться к сочинению (часто целым классом, и это хуже всего, потому что в зале начинается содом – смешки, записочки, чуть ли не хоровые песни), студенты – рассеянно листать монографии… пять-шесть читателей знающих и следящих, с ними Николай Николаевич особенно любил работать.

Что в абонементе? Выдавать засаленные детективы, разрозненного Конан-Дойля, случайную фантастику… Второсортная жизнь.

14

Кот услышал, наверное, как звенели ключи, вышел навстречу из комнаты и сел столбиком на пороге.

– Явился, князюшко мой? – ласково сказал он, и Николай Николаевич удивился еще раз его сипловатому голосу. – Хотел я тут тебе порядок навести, да тряпки не нашел. Как же ты живешь без тряпки?

– Так вот и живу, – усмехнулся Николай Николаевич. – Я, брат Стёпа, и без многого другого живу.

– Что так рано сегодня? – спросил кот, пропустив мимо ушей последнее его замечание.

– Приболел, – угрюмо ответил Николай Николаевич, разуваясь у входа. – Отпросился.

– Ах ты, мать честная, – сокрушенно сказал кот. – Что за лихоманка к тебе привязалась? А я-то хотел тебе дельце одно поручить…

– Что за дельце?

Они оба, Николай Николаевич, а по пятам за ним кот, прошли на кухню.

– Так, реестрик один составить.

– Какой реестрик? – удивился Николай Николаевич.

– Да тут… – замялся кот. – На мне материальная часть висит. Я у них вроде завхоза.

– У кого „у них“? – Николай Николаевич сел на стул. – Что ты мелешь, Стёпа?

Кот обиделся.

– Ну, мелю не мелю – не твоего ума дело, – высокомерно ответил он. – Хотел тебя попросить, да закаялся.

– Брось, Степан Васильевич, – примирительно сказал Николай Николаевич. – Я вон рыбки тебе принес.

Покобенившись еще минут пять-шесть для порядка, кот пошел на примирение.

– Надо мне в своем хозяйстве порядок навести, переписать кое-какой инвентарь. Стар становлюсь, путаю много. Посулю кому – ан нету, выдано или утрачено. Ты человек образованный, помоги старику.

– Какое же у тебя, старика, имущество? – спросил Николай Николаевич.

– Конечно, не то, что раньше, утратил многое, но есть еще кое-что, уберег.

– Да где же твое имущество?

– А вот поедим, тогда. У тебя, я чай, от голода кишки спеклись.

– Тебе в угол на полу или за столом будешь есть?

– За столом, коли не брезгуешь.

15

Поужинали на кухне.

Кот ел аккуратно, не чавкая, только сопел да время от времени поправлял лапой сползавшие с тарелки куски.

Табурет был низковат, и Николай Николаевич принес и подложил ему подушку.

За столом вели неторопливую беседу.

– Ну, с работы тебя не выключили пока?

– На абонемент перебросили.

– Это что же, понижение али как?

– Да уж не повышение.

Кот негодовал:

– Что за дело: живыми людьми бросаться? Совсем баба счумилась. Жалобу надо писать.

– Не умею да и не люблю.

– Я те научу. В старое время горазд я был слезные письма писать. Веришь ли, – кот хехекнул, – одному мужику даже письма любовные сочинял: „Мурлышечка ты моя…“ Умора!

16

Отужинав, гость и хозяин перешли в комнату.

– Ну, и где твой багаж? – спросил Николай Николаевич, озираясь.

– А вот, или не видишь?

У двери стоял в углу маленький, зеленый, окованный железом сундучок.

– Постой, постой, – озадачился Николай Николаевич. – Я ж тебя на ключ запирал. Как эта вещь сюда попала?

Кот вспрыгнул на сундук, самодовольно по нему прошелся.

– А это, брат ты мой Коля, дело тайное. Фики-мики.

– Что, что? – Николай Николаевич присел на корточки, пощупал руками сундучок.

– Фики-мики, говорю, – пояснил кот. – Чуждое для тебя дело.

Сундучок был небольшой, но крепкий, на гнутых кованых ножках и весь оплетен крест-накрест железными полосами. Зеленая краска на деревянных стенках пообтерлась уже, но в целом это была вещь.

Особенно хороши были узорные решеточки на боках возле круглых ручек.

Николай Николаевич потрогал висячий замок – он не поддавался, как влитой.

– Любуешься? – свесив голову с сундучка, спросил кот.

– Хорош, – восхищенно сказал Николай Николаевич. – А что там внутри?

– Лыка ручня, конопели пучня, кленово полено да соломы беремя, – загадочно проговорил Стёпа.

– Я серьезно.

– А коли серьезно, возьми меня под ташки и отнеси на диван. Притомился я, цельный день на ногах.

Николай Николаевич бережно взял кота под брюхо и перенес на подушку.

Кот прилег на бок, потянулся всеми лапами, скомандовал:

– Бери бумаги лист да садись к столу. Пиши: „Реестрик“. Написал? Хорошо. Под номером первым у нас пойдет… – почесал лапой переносицу. – Отмыкай, что ли.

Николай Николаевич с опаской наклонился над замком, потянул на себя кольцо.

– Не замай! – сказал замок таким гулким басом, что Николай Николаевич, отпрянув, вопросительно поглядел на кота.