И поинтересовался у мамы, слышала ли она что-то об Алине Солнечной.
– Напомни, кто это? – попросила мама.
– Девочка-вундеркинд, – сказал я. – Шестьдесят третьего года рождения. Юная поэтесса. Сочиняла стихи уже в четырёхлетнем возрасте. «Маленькое чудо из СССР».
Мама задумалась.
И уже через десяток секунд вскинула брови.
– Вспомнила! – сказала она. – Алина Солнечная! Конечно!
Улыбнулась.
– Я видела её по телевизору – в «Новогоднем голубом огоньке», кажется. А потом, лет пять назад, читала об этой девице статью в «Комсомолке». Мы эту статью потом с девчонками на работе обсуждали.
Мама кивнула.
– Точно, – сказала она. – Помню такую. Вот только она никакая не поэтесса. Алина Солнечная – мошенница.
Глава 10
– Погоди, погоди, – сказал я. – Мы об одном и том же человеке говорим? Я тебя спросил о девочке из Москвы, которая с четырёхлетнего возраста писала стихи. Она потом опубликовала как минимум три сборника. Алина Солнечная – девочка-вундеркинд, получившая статуэтку льва на Венецианском фестивале в тысяча девятьсот семьдесят первом году, когда ей было лет семь или восемь. В «Комсомольской правде» её называли самой читаемой поэтессой СССР того времени.
Мама постучала ложкой по чашке – размешала сахар. С одной стороны её лицо подсвечивала висевшая в большом плафоне под потолком лампа накаливания – с другой стороны прогонял с лица тени лившийся из окна уже потускневший к вечеру солнечный свет. После работы мама переоделась в домашний халат (новый, яркий). Но не смыла косметику. Она выглядела за ужином нарядной, будто сидела на торжественном приёме. Моя потёртая футболка (старая, папина) и растянутые трико портили атмосферу застолья. А оставшиеся в моей тарелке разваренные макароны (язык не поворачивался обозвать их звучным словом «паста») годились в качестве «главного блюда» лишь для самого «бедного» праздничного стола.
– Говорю же: я поняла, о ком ты спросил, – ответила мама. – Стихи, что присвоила эта девчонка, я читала. Хотя теперь уже их и не вспомню. А вот о чём было в той статье – не забыла. Очень уж она меня тогда потрясла. И не только меня. Все мои подружки возмутились тогда до глубины души. Мы даже собирались написать коллективное письмо в редакцию газеты и потребовать, что бы они разобрались в причинах бездействия милиции. Мы считали: виновные в мошенничестве должны быть наказаны по закону!
Мама вынула из чашки ложку – положила её на край блюдца.
– По какому закону? – сказал я.
– По нашему, по советскому! – услышал ответ. – Иначе получается, что дети мошенников могут выступать в концертных залах, по радио и на телевидении. А наших детей туда никто не приглашает! Это несправедливо, не по-советски! Мы же не в Америке живём – у нас в стране должна быть хоть какая-то справедливость. Вот мы и хотели, чтобы милиция в этом деле разобралась. Несколько дней обсуждали, как лучше оформить наше требование. А там случился годовой отчёт – стало не до писем в газеты, как ты понимаешь.
Я покачал головой.
Спросил:
– И в чём именно заключалось преступление Алины Солнечной?
Мама махнула рукой.
– В том, что вовсе не Алина Солнечная сочинила те стихи. В газете писали, что после похорон матери девочка отменила все выступления и не соглашалась на новые. Не посылала новые сочинения в журналы и газеты. Пряталась от журналистов. И поначалу ей и её бабке все сочувствовали. Пока один известный литературный критик ни провёл исследования текстов, чьё авторство приписывали Алине Солнечной. Он заявил, что те стихотворения сочинил не ребёнок, а не очень талантливая женщина средних лет.
Мама сделала глоток из чашки, снова нахмурила брови.
– Но главная преступница, конечно, не Алина, – ответила она. – Её-то как раз многое жалели. А вот её мать и бабка неплохо нажились на своей афере. В газете писали, что ребёнку за одно только выступление на сцене платили по сто пятьдесят рублей. Это моя месячная зарплата, между прочим. А сколько тех выступлений случалось за месяц? Да во скольких городах? На радио и по телевизору ребёнок читал стихи тоже не забесплатно. И за книжки этим мошенникам, я не сомневаюсь, отвалили огромные деньжищи.
Я отодвину в сторону тарелку с остывшими макаронами.
– Главные преступники, конечно – её мать и бабка, – продолжила мама. – Они устроили всё эту аферу со стихами. Много лет водили за нос всю страну. И даже у иностранцев, как ты сказал, премию выманили. И ведь поначалу никто даже и не подозревал! Мы были горды тем, какой в нашей стране есть талантливый ребёнок. Стихи её читали и слушали. Ведь они, и правда, когда-то часто звучали по радио. И всем нравились. Ты, конечно, этого не помнишь. А когда мать Алины умерла – вот тогда всё и вскрылось.
– Что, вскрылось? – спросил я.
Мама указала на меня пальцем, будто выносила обвинительный приговор.