Экзорцистка сжала Духобор, который сегодня надела на руку, всмотрелась еще раз, но так ничего и не увидела.
И в этот момент Кира застонала и медленно сползла на пол. Ее тело неестественно выгнулось дугой, глаза широко распахнулись.
– Это какое-то безумие, это боль, – свистящим шепотом продолжила она. – Они горят… Горят…
Все ведьмы резко повернулись к Кире, их рты открылись и тоже зашептали одно слово, но слишком тихо, не разобрать.
Кристоф уже стоял рядом, снова подхватывая Киру на руки. Но обретя опору, она тут же вырвалась и изогнула спину, будто ей было тяжело находиться в собственном теле.
– Все в огне, мы все горим… – Из ее глаз градом полились слезы.
Дилер сжал ее плечи, не давая вырваться, и поймал на себе безумно блуждающий взгляд.
– Кира, хватит. Остановись, – его слова звучали жестко, как приказ. И она на секунду замерла, но сразу же продолжила метаться, снеся очередной барьер в своем сознании. – Аврора!
Экзорцистка сбросила Духобор с руки и накинула Кире на шею. Взгляд стал более осмысленный. Теперь Кира повернулась к ней.
– Я знаю, что с ними. Это страшно. Хаос грядет.
– Уходим. – Аврора повернулась к окну. – По лестнице не вариант, придется прыгать. Второй этаж, не разобьемся.
– Я смягчу, – кивнул Крис, аккуратно отпустил хрупкие плечи и с размаху ударил по оконной раме. Со скрипом она поддалась и распахнулась. Дождь захлестал по подоконнику.
– Хаос просыпается, – Кира всхлипнула.
Тени заползли в палату из коридора, спрятали углы, закрались под кровати. Ведьмы зашептали громче, глядя в никуда перед собой.
– Выпусти, выпусти, выпусти…
Крис вернулся, схватил за руки обеих девушек и дернул к окну. Он сделал это так резко, что Аврора еле устояла на ногах.
А потом невидимый кукловод потянул за веревочки. Экзорцистка застыла как вкопанная, дилера отбросило в дальний угол, пожранный тенями.
Руки Киры распахнулись, безвольно повиснув на невидимых нитях. Лицо исказилось в мучительной боли и ужасе.
– Выпусти, выпусти, выпусти! – Речитатив стал громогласным. Он шел уже не от ведьм, а от самих теней, окутавших больницу. – ВЫПУСТИ!
– Кира, остановись, не надо, – голос Криса звучал будто издалека.
– Я больше не могу… Я не контролирую это.
– Не могу… – прошептала Кира совсем тихо в последний раз и выдохнула. Ее руки запылали огнем, поднимаясь вверх. Казалось, пылал и пол под ее ногами. А потом и вся больница. Весь остров. Весь Город…
Ведьмы замолчали, поднялись на ноги. В последний миг на их лицах отразилось одинаковое блаженство, эйфорическое удовольствие от того, что цепи пали. И они растворились.
Распались на тысячи мелких черных частиц, как в видении, которое показывал Граф. Безумный вихрь прошелся по палате, застилая глаза и уши, затыкая рот, раскрывшийся в паническом крике.
Долгие секунды, почти вечность, не существовало ничего. Абсолютная пустота поглотила не только мир вокруг, но и саму Аврору. В последний миг она сама разобралась по атомам, перестала существовать, и ни одна мысль больше не связывала тело воедино. Она не успела испугаться, потому что пустота уже не умеет чувствовать.
Но чернота отступила, сознание вернулось, чтобы в бешеном, неконтролируемом страхе осознать – только что было самое ужасное мгновение ее жизни. Паника, объявшая тело, не желала униматься. А картина перед глазами прояснялась.
Черные частицы, на которые распались ведьмы, еще кружили по палате, формируя те самые тени, которые так настораживали Аврору с самого начала. Они медленно разлетались по углам, в дверной проем, в окно, пока комната полностью не очистилась.
Экзорцистка села на пол и обхватила себя руками, успев порадоваться, что эти руки у нее все еще есть. Серый свет лился из окна, утихающая капель отбивала дробь по подоконнику. В палате они остались втроем – Кира все еще стояла на том же месте, в немом шоке разглядывая собственные ладони. Крис сидел в углу, таким бледным Аврора его еще не видела.
– Рой, – глухо сказал он. – Рой очнулся.
Глава 21. Восьмерка Жезлов. Кира и Крис
Окончательно пришла в себя Кира только на пароме. Серое небо сливалось с серой рекой, серым Городом на горизонте, серыми мыслями. К ее удивлению, страха не было совсем. Она потеряла его в своей палате на второй день заточения. До этого дня она каждый раз удивлялась, как ее лицо умудрялось оставаться почти спокойным в тот момент, когда адреналин в крови поглощал все мысли, а сердце стучало, как у кролика на бойне.
Но после похорон бабушки, после безумных ночей, которые она в одиночестве исступленно металась по дому, ее лицо будто окаменело. Оно не отражало мыслей и эмоций, которые хотелось спрятать. Не отражало и те, что со всей силы рвались наружу и спрятанными быть не хотели. Но Крис просил ее – и она позволяла лицу отражать только то, что не причинит вреда. То есть – почти ничего.