Котерия. Пристанище заблудших

– Разобраться с Роем, иначе уже будет не важно, кто кому и зачем, – спокойно сказала Кира.

Аврора сдвинула останки чашки ногой и плюхнулась прямо на пол.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала она. – И как мы остановим апокалипсис?

Вместо ответа Кира вдруг кивнула на кухонную стену под самым потолком. Я перевел взгляд туда и оторопел.

– Ты нарисовала?

Аврора вытаращила глаза, будто впервые видела это место в своей квартире. Потом медленно помотала головой.

– Когда мы ехали сюда, я насчитала двенадцать таких по Городу. На стенах, тротуарах, окнах домов. Если это не знак хаоса, то вполне может быть подсказкой.

Чем-то вроде уголька на старых обоях была выведена пентаграмма, в которую был вписан глаз и ключ.

Кира посмотрела на меня.

– Сейчас как никогда важно узнать. Что такое «Котерия»?

Мы вышли вдвоем на Проспект, когда Город укрыли сумерки. Небо было чистым, и впервые за долгое время я видел звезды. Как редко мы смотрим наверх…

Плана так и не появилось, но я знал, что Кира будет бороться. Хоть с демонами из преисподней. Роем из древних легенд или моими глупыми страхами…

Как всегда у нее. Сломанная, но не сломленная. Одна против всего мира. С горящими глазами, в которых читалась сила, способная крушить и творить мироздание и ее саму – внутренний стержень, которого мне не хватало раньше.

Человек, который поверил в себя – страшная сила, несокрушимая. Не знаю, был ли я причастен к ее преображению из забитого олененка, укрывавшегося в своей скорлупе от остального мира, до… Я не знал, как теперь ее назвать. Ведьма с ее лицом, гордо сгоревшая на костре без единого вскрика пятьсот лет назад, и в подметки не годилась тому, кто сейчас стоял передо мной.

Мы вышли на Проспект, и в ярком свете белых фонарей я впервые взял ее за руку. Она нежно улыбнулась мне в ответ, будто верила, что эта улыбка может меня спасти.

Я дурак, и всегда им был.

Я смотрел на Киру, на пламя тысячи костров, что теперь полыхали у нее внутри, и наконец-то понял ее. Без сомнений почувствовал, что за человек проснулся в этом теле сегодня или многие недели назад, когда она решилась позвонить мне.

А потом осознал, что проиграл. Что мне больше не наплевать на этот мир, на нее, на Рой и Котерию. Что я пойду за Кирой хоть на край света, стоит ей только сказать. Буду защищать до последнего вздоха, потому что все мои терзания – пыль.

Потому что нет смысла держаться за жизнь, если ты не живешь ее, а просто существуешь. Что именно я пытался продлить? Меня угнетала бессмысленность каждого моего вздоха, но я держался за них по инерции. Паразитировал на таких же несчастных, как я сам. Отдавал им желаемое, но забирал годы жизни, которые тратил впустую.

Кира всегда была права, я должен бороться. Сначала роль инквизитора, потом и дилера, бесправного винтика системы, которая так пристала ко мне, что была второй, нет, даже первой и единственной натурой – больше не имела власти.

Это была оглушающая победа над внутренними демонами, кем бы они ни были. И одновременно мое последнее поражение.

Я любил Киру, я менялся ради нее. И грань, которую я пытался держать в голове последние недели, стерлась, исчезла, растворилась.

Я смотрел в карие глаза, протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица… И это было мое последнее воспоминание. А потом все кануло в небытие.

Глава без номера. Аркан 20, Суд. Рой

Все тело дернулось от резкого толчка. В груди образовалась пустота – сердце, болевшее столько лет, что само ощущение стало таким же привычным, как дыхание – успокоилось. Должно быть, в эту секунду оно перестало биться.

Как странно…

Он считал, что время еще есть. Месяц или два, чтобы подготовиться. Чтобы окончательно расчистить Город от оставшихся дилеров, поселить хаос в других ведьмах. Чтобы еще побродить по знакомым с детства улицам, подышать выхлопной гарью дорог и резкой свежестью парков после дождя. Да, он горел, горел в последний раз, но, сам того не осознавая, мечтал оттянуть решающий момент.

Сегодня бомба рванула сама. Не он, а кто-то другой сделал последний шаг, и тела четырех ведьм осыпались прахом, выпуская хаос в его мир. Стоило предположить, что случится именно так – слишком много пороха он положил в одно место. Ну ничего, это не страшно, это даже хорошо.

Он распахнул дверь и вышел на открытый балкон, с которого открывался чудесный вид на Реку и Проспект. Весь Город раскинулся под его взглядом, ожидая последнего шага. Застыл в предчувствии неумолимой судьбы, над которой уже никто не властен.

И он улыбнулся. Впервые за многие годы так искренне, так отчаянно и свободно. Потому что вместе со смертью приходит именно она – долгожданная свобода. От боли, своей и чужой, от неверных шагов, решений, ошибок. От страхов, способных подточить любую, даже самую крепкую веру.