Котики и кошечки

Странное это было ощущение, нести за пазухой свою собственную кошку. Маленькую, весом всего полкило. Свою. Кошку.

Ворона, чувствовала, похоже, торжественность момента и сидела очень тихо, не шевелясь. Так Ворона стала третьим членом семьи Маши и Алены.

* * *

Борис, потомственный котовладелец, грустил. «Нет, – думал он, – нового кота, новую собаку, новую семью заводить я не буду». Его черный Васька был долгожителем, прожив с Борисом почти двадцать лет. Он пережил в его доме всех. Объявив Бориса неудачником, ушла и исчезла в неизвестном направлении жена. Потом вырос и стал жить отдельно сын. Умер добрый смешной лабрадор Вилли. И только Васька до последнего берег и охранял своего хозяина. Последние годы ему сложно было запрыгивать на кровать, поэтому Борис сделал для него небольшую лесенку «с его», Васькиной, стороны. Васькина сторона когда-то была «женской половиной», но это было уже очень, очень давно. Теперь застеленное слева одеяло было каким-то особенно вызывающе сиротливым.

Когда-то, пойдя на поводу у жены, Борис, стараясь быть примерным семьянином, устроился на нормальную, с точки зрения жены, работу. Он, талантливый, но как это часто бывает, не очень известный художник, мало приносил денег в семью. Картины ездили по выставкам, но продавались плохо и нерегулярно. «У тебя растет сын! Устройся уже на нормальную работу! – часто требовала жена. – Рисуй что-нибудь на заказ, в конце концов, тоже мне, непризнанный гений!»

Художник любил жену и сына и в итоге последовал наставлениям жены. Стал администратором выставочного комплекса и начал рисовать на заказ портреты, морские пейзажи и ангелочков на потолках новых русских. Денег стало больше, но куда-то незаметно ушло вдохновение, он сделался человеком мрачноватым и каким-то понурым, что ли.

Жена ушла все равно, вышла замуж за торговца антиквариатом, а сына по какой-то непонятной причине оставила с отцом. Что-то надломилось с ее уходом. По привычке художник продолжал организовывать чужие выставки, рисовать чьи-то портреты, чтобы прокормить сына. Но вот вырос и сын, а Борис так и остался на нелюбимой работе и в пустом доме.

«Может, все-таки завести кошку снова? – думал иногда Борис и тут же сам себя прерывал: – Нет. Теперь у меня совсем другая жизнь, кошке нужна компания и игра, а меня и дома-то не бывает. Грустно будет кошке».

«Хотя… – спорил он иногда сам с собой, – не грустнее, чем голодать и жить неизвестно где. Может быть, взять какую-нибудь брошенку из приюта?.. Все веселее… Ну а командировки? Кто ее будет кормить? С другой стороны – все можно решить, есть же соседи, в конце концов. Или сына можно попросить заходить».

Так или иначе, а Борис иногда читал ленту «Фейсбука» и всегда с вниманием относился к объявлениям что-то вроде «отдадим котят в хорошие руки» или «найден котенок, ищем хозяина». Но, видимо, пока не увидел в этой ленте он «своего» кота.

«Нет… Поздно уже что-то менять. Еще несколько лет, и пятьдесят. Права была жена, я неудачник. Семью потерял, талант растратил… Да и эти дурные инсталляции и выставки вполне организуют без меня, никакое это не искусство».

«Поеду на дачу. Буду жить на природе, может быть, вернется вдохновение. Или, по крайней мере, просто поживу в тишине и покое. Буду снова писать»…

* * *

Борис часто давал себе обещание: «Вот в эти выходные поеду на дачу». Но наступали выходные – и находилась масса неотложных дел, которые удерживали его в городе.

«Иваныч, у нас рабочие не успели вчера смонтировать объект, ты сможешь их проконтролировать? Что? Директор экспозиции? А она сказала, что не может, у нее какой-то утренник в детском саду. Спрашивала, сможешь ли ты ее заменить».

«Борис Иванович, вы не могли бы прийти и рассказать студентам о современном искусстве? О новых формах и течениях? Ведь у вас в галерее именно актуальное искусство выставляют. Расскажите им, что и туалетная бумага может быть глиной в руках мастера… В эту субботу, Борис Иванович…»

«Борис, ну вы нас все время заливаете! Не вы? А кто же? Нет, я думаю это вы. Завтра придет мастер из ЖЭКа. Почему в субботу? А когда же еще? По будням я работаю!»

Но однажды такие выходные все-таки наступили. Отложив на потом все выставки, соседей, друзей, он достал из специальной – чтобы не потерять – коробочки ключи от дачи и отправился на Киевский вокзал.

* * *

«Да… обиделся ты на меня, мой старый дом… Ведь ты как человек, любишь заботу и внимание. И крыша покосилась… И крылечко подгнило. Ох, а огорода-то и не видно совсем, не земля, а целина…»

В доме после зимы пахло сыростью. Стол на веранде, буфет были покрыты толстым слоем многолетней пыли. И все-таки здесь он чувствовал себя дома. Он шел по старенькому домику, построенному еще отцом, и вспоминал. Печка – гордость отца. Он сам ее клал вместе с печником. Уже потом, когда мать стала старенькая, решено было поставить котел и провести батареи. Детство вспоминалось вместе с этой печкой. Как ее топили в сырые августовские дни, как сушили на ней грибы, как маленькому Боре поручали набрать щепок для растопки.