Котёл

Сергей и Люба чудом не попали в бандеровскую мясорубку, когда Славянск был взят карателями

В одной из больниц, сокращенной до двадцати коек, лежали раненые ополченцы. Люба делала перевязки, Сергей смачивал им горевшие губы, лоб, делал уколы, измерял температуру и в отдельных случаях выполнял роль нянечки. Бинты пропитывались кровью, засыхали, прилипали к телу и бойцы терпели невероятные боли, когда бинт пришлось отдирать от раны, смазать ее и накладывать новый.

— Миленький, я знаю, что тебе очень больно, — говорила Люба, — но ничего не поделаешь, терпи. Потом легче будет.

Иногда у нее у самой дрожали руки, оттого, что она не знала, чем помочь больному, чтоб он перенес боль.

Гремели выстрелы, дрожали окна, но раненые относились к этому спокойно, словно это гремели хлопушки, а не снаряды, способные разнести палату и унести раненых в небытие.

— Не боитесь- спросил Сергей одного раненого, который лежал здесь вторую неделю и ждал выписки, чтоб снова взять в руки оружие и отправиться на фронт.

— А чего бояться, чему быть, того не миновать. Там, на фронте пули свистели мимо ушей, но мы все равно оставались живы, а вот, когда рвались фосфорные снаряды, было жутко: мы видели не снаряды а смерть с косой. И от нее некуда было спрятаться.

— Коля, а ты не хочешь домой к жене, к детям- Выпишут тебя, вот и поезжай к родному очагу.

— А кто будет воевать с бандеровцами- Если все так будут рассуждать и отправляться по домам, кто воевать будет. Бандеровцы — страшные люди, они в десять раз хуже фашистов, что воевали на нашей территории. К сожалению, не все люди это понимают. Мы не воюем с киевской хунтой. Она уйдет, а бандеровцы никуда не уйдут, они наберут силу и подобно гуннам, двинутся на восток.

— Николай Бочкарев, к главврачу, — позвала медицинская сестра, работавшая в приемной главного.

— А, вот, на выписку, слава тебе Господи, — сказал Коля и поковылял к главному.

Канонада усиливалась. Один снаряд разорвался перед окнами на расстоянии пятидесяти метров от больничного корпуса. Стекла на окнах не выдержали, рассыпались и в палатах возник сквозняк. Люба тут же стала связываться с командованием и попросила срочно прислать «Скорую» для эвакуации больных.

Несколько человек самостоятельно поднимались с кровати, брали с собой узелок и выходили на улицу, рассаживались на скамейке, а тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, пришлось тащить врачам. Люба закидывала руку больного на плечи и волокла на улицу.

— Подсоби, Сережа, одна не потяну.

Сергей подбегал, брал вторую руку больного, закидывал за плечо и они вдвоем тащили, а больной все же перебрал ногами и сдерживал стоны. Тяжело было для тех, кто был ранен в ногу, или получил такое ранение, что сил не хватало для того, чтобы выйти самостоятельно на улицу.

— Потерпи, миленький, ну что делать. Останешься тут, что если эти нелюди сюда придут, что с тобой сделают, никто не знает.

— Я знаю, — говорил больной. — Они разрежут меня, вытащат сердце, почки, печень, селезенку и продадут американцам. Не оставляйте меня здесь.

— Тяжелый ты какой. Много каши ел, небось. Терпи уж.

После десятого больного у Любы стали подкашиваться ноги, пот выступил на лбу. Сергей испугался.

— Не тащи больше, я сейчас, — сказал он и побежал к стоявшим во дворе машинам. За рулем дремали водители.

— Ребятки, на помощь, ничего не поделаешь, еще двенадцать человек, кажись, осталось. Они самостоятельно передвигаться не могут. А бомбардировки усиливаются. Надо помочь им добраться до машин и разместить их. Пока я и женщина врач. Мы не управляемся. У нее уже ноги подкашиваются.

Водители вышли. Остался один тяжело больной. Он мог умереть в машине. Сергей требовал оставить его.

— Оставить на смерть- ни за что в жизни, — сказала Люба. — Давайте вчетвером. Скорее, гул усиливаются, снаряды разрываются уже вблизи.

Тяжелобольного пришлось положить на пол: сидеть он не мог. Едва водители сели за руль, едва завели машины и отъехали, снаряд попал в больницу, и все разлетелось на куски. Люба сидела рядом с водителем первой машины, и все время поглядывала на опознавательные знаки других машин и на указатели направления дороги. У нее не было страха: жизнь и смерть как бы соседствовали и не влияли на ее состояние.

Едва Скорая подъехала к городской больнице, Люда получила команду отправиться на пограничный участок, к беженцам.

— Бросайте все, там маленькие дети. КПП обстреливается!

— А машина, я что пешком буду добираться.

— Ждите, высылаем Скорую.

Пограничный участок простреливался бандеровцами из Правого сектора. Они имели приказ: убивать русских всех возрастов. Коломойша держал тесную связь с Госдепартаментом США. Он оттуда получал указания. А указания были простые и ясные: донецкая земля должна превратиться в пустыню. Она будет заселена в будущем галичанами, которые станут трудиться на добыче сланцевого газа для сына Джона Бадена. Поэтому убить русского любого пола и возраста — священная обязанность каждого бандеровца.