Котовский

Прожив несколько дней в Кишиневе, установив старые и новые связи, переполошив всю кишиневскую полицию, Котовский решил на время скрыться из города. Гвардейскую форму он снова сменил на старую рабочую одежду. В Кишиневе он получил паспорт на имя поселянина Рудковского и нанялся на кирпично-черепичный завод наследников Дическуловых. На этом заводе его застало объявление первой мировой империалистической войны.

Вскоре завод закрылся, и Котовский устроился кочегаром при паровой молотилке в семи верстах от Кишинева. Там его узнали, и ему пришлось уничтожить документы на имя Рудковского и снова скрываться, работая поденно на молотьбе у разных землевладельцев.

Летом Котовский спал то в сарае, то прямо у молотилки на соломе; с осени же трудно было обходиться без жилья. Он скитался по Бессарабии в поисках заработка, стараясь избегать столкновений с полицией.

Сыщики искали Котовского, но никак не могли напасть на его след. Тогда бессарабский губернатор вспомнил о Хаджи-Коли. Еще в 1908 году Хаджи-Коли был уволен с должности пристава второго участка за ряд злоупотреблений, но предприимчивый служака устроился на более выгодную службу — в дворцовую охрану Петербурга.

Теперь Хаджи-Коли оказался незаменимым. Он был вытребован из Петербурга и назначен на должность кишиневского исправника.

Котовский знал, что теперь Хаджи-Коли будет лезть из кожи вон: искать провокаторов, подкупать, обращаться к помощи уголовников и следить за Ганчештами.

Долгое время Котовский обходил Ганчешты стороной. Когда же власти убедились, что он избегает появляться у отчего дома, он решил навестить родные Ганчешты.

Поздно ночью постучался он в дом Михаила Попеску, с которым учился в одном классе в начальной школе. Они вместе ходили в школу, так как жили рядом. Попеску долго не мог поверить в то, что перед ним Котовский, хотя уже давно ходили слухи, что тот вернулся с каторги. Часто Михаил вместе с другими молдавскими селянами говорил: «Эх, если бы Котовский был здесь!» А теперь Григорий Иванович сидит у него в хате, живой и невредимый!

Жена Попеску поставила перед гостем кварту вина и свежую брынзу.

Всю ночь проговорил Котовский с земляком. Он узнал, что Попеску исполняет должность псаломщика в местной церкви. Горский стал начальником базара и разбогател; сестра Елена родила двух сыновей, она все такая же, только хлопот у нее стало больше.

— Веди меня к Елене, — попросил Котовский.

Елена Ивановна удивилась ранним гостям. Кого это привел к ней Попеску, кто этот изможденный незнакомец в городском платье?

— Не узнаете? — спросил Попеску.

— Нет.

Котовский протянул руки сестре:

— Не плачь, Елена, не кричи, это я, Гриша! Елена повисла на шее брата, гладила его по голове… Котовский стал часто приходить к сестре в Ганчешты. Елена Ивановна все сокрушалась: приехал брат, а его надо прятать. Как-то она его спросила:

— Ну как, Григорий, жить будешь?

— По-старому, Лена, я не для себя живу.

— Куда теперь денешься?

— Здесь останусь.

— А если опять схватят?

— Живым в руки не дамся. Ты за меня не беспокойся.

Больше Елена Ивановна ни о чем не спрашивала брата. По ночам она прятала его в сарае, укрывала теплым атласным одеялом, которое получила в приданое. Елена догадывалась, что это он совершил нападение на контору винокуренного завода. Она старалась ничем не выдать себя, когда слышала, как в доме старшей сестры Горский ругал Григория и грозил, что если тот вздумает явиться к ним, он сам схватит его и передаст в руки полиции.

Однажды ночью, когда Котовский скрывался у Елены, залаяла собака. Елена выбежала во двор. Услышав приближающиеся голоса, она разбудила брата.

— Дай кожух! — быстро сказал Котовский. Выскочив из хаты, он бесшумно перепрыгнул через забор.

Всю ночь в Ганчештах искали Котовского. Искали его и у Горского, и у Попеску. Пристав Лефтер арестовал Попеску и его жену, обвинив их в том, что они укрывали беглого. Сестер же, из уважения к Горскому, оставили в покое.

Котовский шел по дороге, опираясь на палку. Он приклеил себе бороду. Никто не мог бы в этом старом, сгорбившемся чабане узнать человека, имя которого опять гремело в Бессарабии.

«Снова организовал террор на помещиков и богачей и снова они почувствовали мою руку» — писал позже Котовский.