Котовский

И в этих же письмах он писал: «Милая, дорогая, желанная Лелечка! Каждый раз, когда приходит летучка „оттуда“, где ты, моя родная, ненаглядная, душа моя переживает какой-то удивительно сложный и сильный по остроте своего переживания момент. Каждый раз хочу послать тебе на бумаге то, что у меня на душе, — мое чувство… Эх, да разве вместит весь мир мою любовь?!!»[35].

Это «оттуда» обычно находилось на расстоянии не больше десяти-пятнадцати километров, которые отделяли тыловой штаб бригады и обоз от передовой.

На листках из блокнота, на оберточной бумаге, которую Котовский исписывал то крупным, то мелким почерком, сообразуясь с размерами бумаги, сколько было горячих и нежных слов!

Котовский хотел жить и любить, и вся его громадная жажда жизни подчинялась основному стремлению — победить во что бы то ни стало, отдать себя целиком революции, пролетариату, который не может не победить! Это было глубокой верой Котовского; об этом говорил он, когда звал бойцов за собой в атаку; об этом он думал и; писал в приказах и в письмах. Это придавало целеустремленность всем его действиям и поступкам.

…Часто в перерывах между атаками и рейдами, во время походов, Котовский вместе со штаб-трубачом подъезжал к своему фаэтону, который следовал в обозе. Алеша-кучер пересаживался с козел на коня комбрига, штаб-трубач брал вожжи, и Котовский, доставая из кузова фаэтона корнет, отдыхал, наигрывая на нем мотивы, которые слышал на Нерчинских рудниках, на Волге, в Бессарабии, играл протяжные молдавские дойны.

* * *

В середине августа 1920 года Красная Армия, преодолевая болота, форсируя реки, выбивая противника из блиндажей и окопов, приближалась к Львову.

С севера наступала Первая конная армия, с юга двигалась группа войск золочевского направления, в которую входила бригада Котовского.

Вечером 19 августа кавалеристы остановились неподалеку от Львова. Августовская ночь укрыла тьмой стоявший под ударом наших войск город, его дома, бульвары и холмистые пригорки. В городе не зажигали огней, только было слышно, как лают собаки на окраинах.

Всего несколько километров отделяло конников от Львова.

Бойцы уже думали, что они будут кормить лошадей во Львове, уже мечтали, как они проедут по улицам этого древнего города. С каким же разочарованием и возмущением они узнали о приказе, который приостановил наступление!

Согласно приказу предателя Троцкого, Первую конную армию перебрасывали на Западный фронт, несмотря на то, что член Реввоенсовета Первой конной тов. Ворошилов в своей телеграмме от 21 августа 1920 года за № 177, оценивая создавшуюся обстановку, предупреждал командование, что снятие конной армии с Львовского фронта в момент, когда армия подошла вплотную к городу, приковав к себе до 7 дивизий противника, является крупнейшей ошибкой.

Враг народа, предатель Троцкий, в самые тяжелые и решающие дни шел против большевистской партии, против Ленина и Сталина.

«Что касается войск южного фронта, стоявших у ворот Львова и теснивших там поляков, то этим войскам „предреввоенсовета“ Троцкий воспретил взять Львов и приказал им перебросить конную армию, то есть главную силу южного фронта, далеко на северо-восток, будто бы на помощь западному фронту, хотя не трудно было понять, что взятие Львова было бы единственно возможной и лучшей помощью западному фронту. Но вывод конной армии из состава южного фронта и отход ее от Львова означали на деле отступление наших войск также и на южном фронте. Таким образом, вредительским приказом Троцкого было навязано войскам нашего южного фронта не понятное и ни на чем не основанное отступление, — на радость польским панам. Это была прямая помощь, но не нашему западному фронту, а польским панам и Антанте»[36]

.

Если бы не преступный приказ Троцкого, Первая конная и другие красноармейские части выбили бы белополяков из древнего украинского города. Львов стал бы советским. Красная Армия, воодушевленная победой, нанесла бы тогда белополякам поражение за поражением. Миллионы украинцев и белоруссов не попали бы под панский гнет.

…Под Львовом котовцы расстались с Первой конной. Когда белополяки узнали о переброске Первой конной, они все свои силы направили против оставшихся частей Красной Армии, стремясь взять их в кольцо. Пехотинцы, в потрепанных шинелях, в разбитых по галицийским дорогам сапогах, вместе с котовцами должны были выдержать натиск вражеских дивизий и принять на себя всю тяжесть их удара.

Кавбригада прикрывала отступление стрелковых бригад. И когда, казалось, вот-вот сомкнется вражеское кольцо, котовцы поворачивали коней и бросались в атаку на противника. Даже во время отступления котовцы брали в плен сотни белопольских солдат, захватывали орудия и пулеметы.

Котовцы уходили, но это не было обессилевшее войско, растерявшее своих людей и способность сопротивляться; они отступали, отмечая свой путь так же, как и всегда, победами.

В последнем бою, под Милятином, погибли два друга — пулеметчики 2 кавполка, Фома и Август.