Коукс и Бакстер. Компиляция] (СИ)

— Одного времени здесь, пожалуй, будет мало, — ответила Эмили и с красноречивым видом оглядела интерьер, намекая на помощь психиатра.

— Хм-м…

— Что? Это помогает.

— Начальство обязательно предложит ей что-то подобное, это без сомнения.

— А вы что, имеете что-то против? — с вызовом спросила Бакстер.

Когда вокруг дела Тряпичной куклы поулеглись страсти и прошло достаточно времени, чтобы осмыслить случившееся, Эмили захотелось с кем-нибудь все обсудить. Раньше она всегда считала, что подобная мера — удел личностей слабых и неспособных справиться с превратностями повседневной жизни, но это, как оказалось, было ошибкой. Ей было гораздо проще говорить о своих чувствах с совершенно чужим человеком, нежели с близкими и знакомыми, которые могли ее осудить и всегда ждали от нее чего-то большего. После нескольких сеансов она постепенно смирилась со смертью одного из своих самых близких друзей — Бенджамина Чемберса, ставшего для нее не столько коллегой, сколько отцом.

— Я не против, чтобы к их услугам прибегали другие, — ответил Руш, — но мне самому это не пришло бы в голову.

— Еще бы, вы слишком сильная личность, чтобы сталкиваться с душевными проблемами, да? — отрывисто бросила Эмили, понимая, что этим выдает собственные переживания. — Можно сказать, само совершенство.

— Ну, до совершенства мне далеко, — спокойно ответил Руш.

— Вы так думаете? Приказать коллегам спокойно смотреть, как тебя будут убивать, накричать на друга, застрелившего ни в чем не повинного человека, чтобы тебя спасти, и улыбаться, глядя в глаза психопату, который навел на тебя пистолет.

— Опять вы за свое.

— Я это к тому, что если кому-то и надо поговорить со специалистом о своем дерьме… то это вам.

— Вы закончили? — спросил Руш.

Бакстер промолчала, подозревая, что переступила черту. Некоторое время они сидели молча, пока медсестра, исполнявшая обязанности секретаря и до этого бросавшая на них хмурые взгляды, не утратила к ним всякий интерес.

— Я хожу в церковь, — сказал Руш, вновь переходя на дружелюбный тон, — и пока вы были в больнице, тоже был в церкви. Вот где я, выражаясь вашим языком, говорю о своем «дерьме» каждый божий день, полагая, что его у меня накопилось куда больше, чем у других.

Какие-то нотки в голосе Руша дали Бакстер понять, что это чистая правда.

— Вы неправильно меня поняли, — продолжал он, — я не осуждаю людей, нуждающихся в помощи — без нее никому не обойтись. Но при этом не верю тем, кому платят за то, чтобы меня слушать. Мне ненавистна сама мысль о том, что совершенно посторонний человек будет знать обо мне вещи, которые я — как и все остальные — так тщательно скрываю от окружающих. Ни одна живая душа

не должна обладать над человеком такой властью.

Бакстер никогда об этом не задумывалась, полагая, что ее психотерапевт, весьма влиятельная дама, относится к проблемам пациентов с профессиональной дистанцированностью. Неужели она обманывала саму себя, считая, что представителя подобной профессии связывают законы и служебный этикет даже более строгие, чем те, которые она сама с такой завидной регулярностью попирала на своем посту? Неужели упорно игнорировала тот факт, что рот у этой женщины, в точности как и у других людей, расположен всего в паре дюймов ниже алчных ушей?

Она принялась в подробностях вспоминать каждый фрагмент своих бесед с терапевтом, но в этот момент их позвали к доктору Эрану. Его роскошный кабинет представлял собой более комфортный и непринужденный вариант приемной — с извечным дежурным деревом у окна. Он пригласил их сесть к его аккуратному столу. Перед ним лежала толстая папка с материалами Гленна Арнольдса.

— Могу я посмотреть ваши документы, перед тем как переходить к делу? — вежливо, хотя и твердо, спросил врач.

Увидев перед собой удостоверение Бакстер, выданное полицией Лондона, он поднял брови, но ничего не сказал.

— Насколько я понимаю, вас интересует информация об одном из моих пациентов. Полагаю, мне нет необходимости напоминать, что большая часть содержащихся в этой папке сведений представляют собой врачебную тайну.

— Он мертв, — бросила Бакстер.

— Да? — ответил доктор Эран. — Какое несчастье. Но это никоим образом не отменяет того факта, что…

— Перед смертью он убил человека, — продолжала Бакстер.

С технической точки зрения это было неправдой, но настоящая история была слишком запутанной.

— Понятно.

— Причем самым мрачным и неприятным способом, какой только можно вообразить.

— Так-так… — сказал доктор, тут же мысленно сопоставив ее слова с жуткими репортажами с Центрального вокзала. — Ну, хорошо. Чем я могу вам помочь?