Коулун Тонг

Клубная ложа заполнялась людьми; несколько женщин, обмахивая подбородки китайскими веерами, фамильярно приветствовали Бетти. Женщины эти были в старомодных шляпках: у одной шляпка была с цветами на полях, у другой — с ленточками и огромным зеленым бантом. Чепа приятно поразило, что с его матерью они держатся как с сестрой. Свою манеру произношения — претенциозно-мещанский выговор «аристократа в первом поколении» — он перенял от матери, а на подобных дам, в сущности, даже внимания никогда не обращал. Фабрика, мать, бары, работающие в барах девушки — вот из чего состояла его жизнь; выражение «британская община» Чепа раздражало, казалось попыткой запихнуть его в один ряд со всеми этими дебилами: солдатами и клерками, лоботрясами и шлюхами, — создать иллюзию, будто все они представляют собой тесно спаянную кучку беженцев из Англии: машут флагом, ищут приложения своим силам и во всем друг с другом соглашаются. Однако такой «британской общины» в Гонконге теперь не было — да, наверно, и никогда не бывало.

Но что тут рассуждать о подлинном лице Гонконга — его дни все равно сочтены. Королевский Гонконг, «колония короны», «Юнион Джеки», реющие на ветру над полицейскими участками, портреты Ее Величества в почтовых отделениях, сами полицейские в традиционных касках английских полисменов, разъезжающие на машинах с белой полосой, прозванных пандамобилями. Красные фургоны с золотыми буквами «Королевская почта», при виде которых на душе становится спокойно. И «Счастливая долина»: Королевский гонконгский жокейский клуб, многочисленное общество, собравшееся под британским флагом в клубной ложе, — всему этому скоро конец.

По-видимому, Чеп правильно сделал, что сюда приехал. Если сделка будет заключена, если чек будет принят к оплате и в понедельник они покинут Гонконг — значит, сейчас ему самое место здесь, в «Счастливой долине», среди чопорных, болезненно-бледных британцев, поскольку, в каком-то потаенном смысле, находясь здесь, он совершает ритуал прощания. Другого шанса у него не будет. И как удачно, что он приехал сюда с матерью; Чеп сам умилился, осознав, что посещение ипподрома — ритуал, ведь все ритуалы — это символические, приблизительные подобия реальных действий, и приблизительность придает им какую-то особую, проникновенную печаль. Что же до сегодняшнего, это прежде всего ритуал подведения черты. Ритуал, который под любым флагом, кроме британского, обратился бы в фарс. Чеп обязан присутствовать здесь как очевидец — ведь это же последняя колония Великобритании…

— Что-то я проголодалась, — заметила Бетти. — Интересно, Ван сандвичи не забыл? — Она рылась в корзинке. — Скушаешь хоть один?

— Не откажусь.

— С лососиной?

— С паштетом, — сказал Чеп.

Стулья скрипели, тент трепыхался на ветру; трепыхались также поля женских шляпок и бумажные веера, рвались с флагштоков флаги, а из далеких громкоговорителей доносилось: «Прием всех ставок прекращается после…» Толпы на трибунах галдели, а на огромных, величиной с экран кинотеатра телевизионных табло тем временем показывали, как лошадей ведут через строй владельцев и официальных лиц. А ведь вскоре от всего этого не останется и следа — что бы там ни обещали китайцы. Близость конца уже чувствуется. История Великобритании доселе не знала таких событий. Только здесь, только теперь Чеп окончательно осознал, что Гонконг и его жители оказались одной из разменных монет Сдачи по-китайски. «Счастливая долина» помогла ему понять суть продажи «Империал стичинг» — какая там продажа, сообразил вдруг Чеп, это же просто передача фабрики Хуну. Сам не зная почему, Чеп почувствовал, что растроган. И сказал, ничуть не лукавя:

— Как хорошо, что я сюда поехал.

— Что?

Когда его мать, набив рот, работала челюстями, перемалывала пищу, она глохла — от жевания, как часто жаловалась сама. На ее губах блестели крошки лососины. Щеки оттопыривались. Она ровно ничего не слышала.

Чеп подождал, пока она прожует кусок, и повторил сказанное.

— Хороший мальчик, — заметила мать. Лежащая перед ней газета была аккуратно сложена, чтобы сверху оказалась программка скачек с ее пометками. — А теперь доешь сандвич и сходи сделай ставки за свою бедную старую мамочку, ладно?

Он поел. Сходил к окошечку и сделал за мать ставки согласно инструкциям: в первом заезде «квинелла», в следующих двух — «двойная квинелла», а для страховки — «шестерка», покрывающая шесть заездов. Взяв билеты, он вновь устроился на стуле, стал смотреть на лошадей и служащих ипподрома, подмечать патологическое неистовство китайцев-тотошников и натужное спокойствие англичанок — приятельниц его матери по клубной ложе.