Коварство дамы треф

Я вдруг поймала себя на мысли, что мне приятно видеть этого неприветливого человека, — как будто встретила старого доброго знакомого, который в свое время оказал мне неоценимую помощь. Я прошла в комнату и села напротив Ника за стол. Он сидел прямо, положив руки перед собой, и смотрел мне в лицо.

— Что-то не срослось с Федосеевым? — спросил он и усмехнулся одним уголком рта.

Это было похоже на насмешку, но я достаточно много времени провела с этим человеком тет-а-тет, чтобы понять: он вовсе не глумится надо мной — просто с самого начала знал, что ничего не выйдет.

— Не совсем. Я хотела тебя кое о чем спросить. Всего два вопроса…

Этот человек мог наотрез отказаться со мной говорить, а мог пуститься в откровения. Никогда нельзя было наверняка угадать, что у него в голове.

— На одном из допросов ты говорил, что перестал работать на Прохора. Это так?

Прошло с полминуты, прежде чем Ник едва заметно кивнул. Значит, разговору быть! Я удовлетворенно выдохнула.

— Как тебе удалось это сделать? Как ты вышел из команды Федосеева? Ты платил ему выкуп за свою свободную жизнь?

Я впилась глазами в безучастное лицо Ника и вся превратилась в слух. Многое, слишком многое сейчас зависело от его ответа!

— Нет, — наконец сказал он.

Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Потом я взяла себя в руки, тряхнула головой, дернула подбородком и нервно сморгнула.

— Кто тебе сказал эту чушь насчет выкупа? — спросил Ник.

Я силилась придумать какой-то правдоподобный ответ, не упоминая при этом Антона Кронштадтского. Помещение наверняка прослушивалось, а я не хотела, чтобы лишняя информация о нем дошла до Саврасова. Я пока еще не решила, стоит ли рассказывать ему подробности личной жизни моего напарника.

Но Ник спрашивал меня не для того, чтобы получить ответ. Сегодня он явно настроен был пооткровенничать и поэтому, не дожидаясь моего ответа, заговорил сам:

— Прохор — аферист и мошенник, но при этом человек порядочный. Кого попало дурить и обирать до нитки он не станет. Никогда не сядет играть в карты с менеджером, живущим на одну зарплату. И не потому, что с такого особо нечего взять, просто имеет смысл играть только с человеком, который равен тебе и по умению, и по состоятельности. Все информаторы очень хорошо знают это правило. Мне приходилось проверять каждую мелочь в биографии человека, которого я собирался передать людям Прохора.

Я слушала Ника и все больше хмурила брови. Почти машинально достала из кармана «Парламент», выудила одну сигаретку, прикурила и одним ловким щелчком отправила пачку сигарет с зажигалкой на другой конец стола. Ветлицкий покрутил в руке замысловатую зажигалку, которую мне накануне вечером отдал Антон, не без удовольствия закурил и продолжил свой обстоятельный монолог:

— Однажды Федосеев вернул мне информацию по одному клиенту. Известный дипломат и акционер крупного нефтяного концерна в Китае, плюс к тому азартный игрок, приезжал в Тарасов на несколько дней для заключения контракта. Просто идеальный клиент! Но Прохор отказался работать по нему только потому, что оказалось, что у него тяжело больна мать. Она доживала последние дни в каком-то европейском хосписе, а этот самый дипломат, несмотря ни на что, отписал большую часть своих сбережений в пользу больницы на лечение других пациентов. Сказать по правде, я этой информацией не располагал — ее нашел Прохор и сразу же вернул мне собранный архив по клиенту. И тогда я понял, что он все проверяет сам. Так что вот такой он оказался… принципиальный!

— Спасибо за информацию, — кивнула я и поднялась с места. Мне больше нечего здесь было делать. — Сигареты и зажигалку оставь себе. Порадуешь сокамерников! — махнула я рукой на прощание и быстро вышла за дверь.

К Саврасову на обратном пути я так и не зашла. Через длинные коридоры по нескончаемым лестничным пролетам я спустилась вниз, миновала пропускную вертушку, шагнула на улицу — и замерла… Меня обдало запахом прелой листвы, в глазах запрыгали рыжие и желтые блики: это качались в воздухе и медленно падали на скамейки, на тротуар и прохожим под ноги огромные разлапистые листья каштанов, высаженных целой аллейкой около Следственного комитета. Так бы и стояла посреди этого желтого великолепия, так бы и любовалась последними всполохами увядающей осени…

Но жгучая злоба подхлестнула и погнала меня вперед. Звонко выстукивая каблуками, я сбежала с крыльца, под оглушительный трезвон автомобильных гудков перебежала дорогу в неположенном месте и запрыгнула в свой «фольк». Скорее, как можно скорее мне хотелось закончить всю эту историю, лживую от начала и до конца! Ох уж этот Кронштадтский!