Ковбои и индейцы

Эдди распустил узел красного галстука с турецким узором, бросил его в платяной шкаф. На полу шкафа аккуратным рядком стояли ее туфли. На плечиках висела ее одежда. Он снял рубашку и запихнул в рюкзак. Марион встала с кровати, вытащила рубашку и снова накинула ее Эдди на плечи.

— Пожалуйста, — сказала она, — там есть корзина для грязного белья.

Она прибрала в комнате, сложила стопками книги, отнесла Эддино грязное белье в ванную. В ванной резко пахло нашатырем и хлоркой. Возле раковины лежала косметичка Марион, из нее выглядывали зубная щетка и паста. На полочке расположились пуховки для пудры, пилки для ногтей и земляничный шампунь. В шкафчике стояла упаковка «Тампакс» и бутылочка витаминов. Эдди закрыл дверцу, посмотрел в зеркало — что-то уж очень бледный. Оттянул пальцами веки и целых десять минут разглядывал собственную физиономию.

Потом выбрил голову и вымыл под мышками; жужжание электробритвы некоторое время отдавалось в голове так, что ныли зубы.

В номере было чертовски чисто. Почему-то, когда уборкой занимался Эдди, все выглядело по-другому. Несколько прибранных уголков, собранных вместе. А когда убирала Марион, все становилось новым, свежим, чистым — прямо-таки жалко мять простыни или мочиться в туалете. Господи боже, она даже под кроватью подметала! Вправду домовитая девушка.

Когда Эдди вышел из ванной, Марион курила очередной косячок и читала какую-то статью в журнале с цветными иллюстрациями.

— Тебе незачем здесь убирать, — сказал он.

— Но кто-то ведь должен это делать, — сказала Марион и, не отрывая взгляда от журнала, предложила ему затяжку.

Он взял сигарету. Марион сказала, что он может докурить.

— Видал? — спросила она, показывая Эдди первую страницу.

Крупный заголовок мрачно возвещал о том, что за эту неделю положение лейбористской партии на выборах серьезно улучшилось. Эдди сказал, что это просто великолепно.

— Правда? — радостно сказала Марион. — А нам как раз пригодятся и эти вот буковки.

Она выпрямилась, прислонившись к стене, вытащила ножницы и вырезала нужные буквы четырьмя ловкими движениями.

— Ну, — сказал Эдди, когда она прикрепила буквы к стене, — как там Донегол?

Марион закурила, выбросила спичку в окно.

— Как всегда. — Она пожала плечами. — Ты же понимаешь.

Она подперла щеку рукой, внимательно наблюдая за Эдди, который ходил по комнате, переставлял вещи, передвигал, притворяясь, будто ищет что-то. От этого взгляда он почему-то почувствовал себя виноватым, словно ей было известно что-то уличающее его, хотя уличить его было не в чем. Она спросила, скучал ли он по ней, и так на него посмотрела, что Эдди опять невольно подумал: она знает больше, чем говорит. Он ответил, что не скучал, что они еще не женаты, и Марион рассмеялась нервным пронзительным смехом, как будто он сказал какую-то нелепость.

— Ты ездил к своей маме? — спросила она.

— Угу, — кивнул он, глядя в окно, — но ее не было дома.

От Марион пахло мылом и потом. Они поцеловались. Уши у нее были холодные. А ногти коротко подстрижены. Ведь она их грызла. Что-то между ними было не так. Эдди чувствовал. Ему казалось, она уезжала очень надолго, хотя прошла всего-то неделя. В самой глубине души он рассчитывал, что никогда больше ее не увидит. Может, даже надеялся. А может, и нет. При ней он смущался, мысли путались. По крайней мере, это он знал наверняка.

Она поинтересовалась, что он делал в ее отсутствие и почему она ни разу не застала его, когда звонила.

— У тебя есть другая женщина, Эдди Вираго? — спросила она, ущипнув его за руку, да так сильно, что он поморщился от боли и хлопнул ее по пальцам.

Он рассказал о новой группе, об ужасной вечеринке, вообще обо всем. И, рассказывая о вечеринке, смеялся, хотя она, похоже, не понимала над чем. Он чувствовал себя каким-то образом причастным к этому безобразию, а потому говорил о своих друзьях язвительно и резко, стараясь отмежеваться от них. Но что бы он ни говорил, на ее лице по-прежнему играла недоверчивая усмешка. Она сказала, что друзья у него — придурки, и, к удивлению Эдди, его это задело. Он вроде и сам знал, что они придурки, но как-никак друзья есть друзья.

Когда она ушла в ванную, Эдди сел на кровать и принялся листать ее журнал. На внутреннем развороте была черно-белая фотография, лицо на фотографии показалось ему знакомым. Господи! Значит, на сей раз Джимми был прав.

«Как важно быть Саломеей Уайлд» — возвещал заголовок. С минуту Эдди смотрел на фотографию. Она и правда очень красивая, теперь он сам видел — гладкая кожа, прелестный рот. «Правильно это или нет, — гласила подпись под заголовком, — но мне нравится быть собой». Эдди бросил журнал в корзину.

— Воображала чертова, — буркнул он.