Ковен избранных

Слышу крики бегущих к машине людей. Никто из нас не двигается с места: должно быть, я не единственная, кто пытается собраться с силами. Передние двери распахиваются, и хаос проникает внутрь. До меня доносятся полные облегчения возгласы и градом сыплющиеся вопросы, обращенные ко всем и ни к кому одновременно:

– Где она?

Это вопрос гремит громче прочих, заглушая своим напором остальные, менее значимые звуки. Я не знаю, кто его задает, но знаю, что скоро мое одиночество закончится.

И вот открывается задняя дверь, являя меня миру и закрывая звезды.

– Клянусь лунами! – ахает кто-то, и я могу только представить, какое потрясение они испытывают при виде меня. Сломленная девушка, свернувшаяся клубочком в углу, вся покрытая кровью и пеплом… Глазами, в которых не осталось больше слез, я смотрю на то, что когда-то было моим другом, моим опекуном.

– Не трогайте его, пожалуйста, – говорю я ровным голосом, без каких-либо интонаций.

– Винна, ты можешь двигаться, ты ранена?

– Я могу двигаться, мне просто нужно забрать его с собой, – отвечаю я тому, кто спрашивает.

Я развею прах Талона вместе с прахом Лайкен. Я знаю идеальное место. Пару недель назад я наткнулась на поросшую цветами поляну с видом на озеро. Я не думала о ней с тех пор, но кучка пепла, лежащая передо мной, пробудила это воспоминание, и теперь я знаю, что хочу сделать.

– Почему она вся в крови? – спрашивает кто-то.

– Она расправилась с теми, кто напал на нас, – отвечает мрачный голос.

Слышу торопливо приближаются шаги, в машину что-то передают. В поле моего зрения попадает небольшой веник и совок, и я тянусь за ними.

– Я сама.

Молча собираю все, что осталось от Талона, и ссыпаю в прозрачный пакет. Закрываю его и с облегчением выдыхаю, понимая, что теперь Талон в безопасности. Я впервые смотрю на того, кто, оказывается, сидит рядом со мной, и натыкаюсь на грустные глаза Лахлана.

– Я узнала, что с ними случилось и как я здесь оказалась, – глухо говорю я.

– Сейчас это неважно. Ты ранена?

Смотрю на Лахлана, сбитая с толку его реакцией. Как он может говорить, что это не важно? Только это для него и важно: найти ответы, найти брата.

Лахлан тянется ко мне, и я вздрагиваю.

– Хватит! Именно из-за вас, ублюдки, она и оказалась там без защиты. Отойдите и дайте нам пройти! – Я вижу, как Бастьен пробивается ко мне, а следом за ним – все мои Избранные.

Он протягивает ко мне руки, и я, не колеблясь, хватаюсь за них. Он прижимает меня к груди, и я чувствую прикосновения остальных. Они лучше слов говорят, что я не одна здесь. Зарываюсь лицом в шею Бастьена и вдыхаю его запах, пока он несет меня из машины в дом.

– Куда вы идете? У нас есть вопросы! – требует незнакомый голос позади нас.

– Вопросы подождут! – отвечает Сабин тоном, не терпящим возражений.

Я слышу, как мои Избранные шагают рядом, пока мы поднимаемся наверх. Бастьен сворачивает в ванную, и до меня доносится шум воды. Он опускает меня на ноги, но продолжает крепко держать. Сабин осторожно забирает из моих рук прах Талона и кладет его рядом со шкатулкой Лайкен.

Нокс начинает снимать с меня пропитанную кровью одежду. Руки Валена поддерживают меня сзади, чтобы я не упала, а Бастьен спешно раздевается сам. Закончив, он снова берет меня на руки и ступает под теплые струи воды. К нам присоединяется Вален, и Бастьен осторожно ставит меня между собой и братом. По мне стекает вода, медленно меняя свой цвет с красного на розовый. Когда она наконец становится прозрачной, я чувствую руки Валена в своих волосах и аромат жимолости, любимого шампуня. Он моет мои волосы, напитывает их кондиционером, а Бастьен тем временем осторожно оттирает последние следы этой ужасной ночи.

Когда с меня полностью все смывают, Бастьен снова поднимает меня и выносит из душа.

Райкер промокает меня полотенцем и начинает залечивать раны. Царапины на запястьях и шее, оставленные Фароном, оказываются довольно серьезными, поэтому ему требуется некоторое время, чтобы их исцелить. Когда он заканчивает, моя внешняя оболочка снова становится идеальным прикрытием израненной и измученной души.

Нокс наполняет ванну горячей водой и моими любимыми солью и пеной. Я сажусь в нее и отдаюсь окутавшему меня теплу. Избранные по очереди держат меня за руку или проводят пальцами по моим волосам, а я молча лежу, вбирая в себя столь необходимые заботу и нежность.

Мы еще долго молчим, прежде чем я нахожу в себе силы заговорить, а когда начинаю, то уже не могу остановиться. Я рассказываю им каждую деталь, словно очищая душу от груза всего, что случилось. Они внимательно слушают меня, а я топлю их в своем горе и опустошении. Избранные разделяют со мной эту тяжесть, и по мере того, как я делюсь с ними тем, что рассказал Талон, мне начинает казаться, что все это стало чуть легче выносить. Когда я наконец заканчиваю, они просто позволяют мне помолчать. На меня не сыплются сотни вопросов, которые, уверена, у них есть. Меня не кормят лживыми обещаниями, что все будет хорошо. Они просто сидят рядом, молча, но искренне поддерживая меня своим присутствием.