Ковен заблудших ведьм

– Исаак хотел быть полезен, – озвучила Тюльпана мою страшную догадку и наклонилась, невозмутимо обвязывая кусок уличной скатерти вокруг посиневшей лодыжки, из которой на веранду хлестала кровь. – Думал, что сможет подчинить себе диббука… Я говорила ему, что это невозможно! Лишь истинное зло способно договориться с другим злом. Ни одному смертному не под силу совладать с демоном. Но когда явился Джулиан… Твой близняшка успел доставить мне немало хлопот. – Тюльпана безрадостно ухмыльнулась, растерев лиловую щеку. Очевидно, синяки и раны на ее теле оставил далеко не один лишь Исаак. – Пока Диего с Морган бегали за Коулом, твой отец решил помочь мне и… В итоге одной проблемой стало больше. Молодец, Исаак! Давно хотела спросить: у вас вся семейка такая интеллектуально одаренная?!

Я бы наверняка оскорбилась, если бы все еще слушала Тюльпану. Вместо этого я лихорадочно вспоминала ритуал, который позволил бы безболезненно снять с Исаака часы, не лишая его второй руки. Воспользовавшись моим смятением, мимо что-то проскочило; что-то маленькое, прыткое и очень самонадеянное, с болтающимся оловянным крестиком на груди.

– Морган, стой!

Я не поняла, кому именно принадлежал этот крик – мне или Тюльпане. Она тоже побледнела, выбросив вперед руку, но не успела перехватить ее. Морган скрылась в гостиной, которую сотрясал голодный рев.

– Морган!

Тюльпана оттолкнула меня, бросаясь за ней. Вместе мы ввалились в дом, перевернутый вверх тормашками, и притаились за дубовой аркой, боясь пошевелиться.

Там, в центре холла, на увесистой хрустальной люстре раскачивалось урчащее существо, опустив свою белую маску к Морган, что стояла внизу. Исаак не двигался, как и она: оба смотрели друг на друга, не дыша. Будто кролик и свирепый хищник, примеряющийся к прыжку, – только кто из них кто?

Руководимая инстинктами, которые мне не было дано понять, Морган запрокинула голову и даже не вздрогнула, когда Исаак, издав булькающий звук, спикировал вниз.

Деревянный паркет пошел трещинами от его веса. Между Исааком и Морган осталось лишь несколько дюймов, отделяющих миловидное румяное личико от уродливой улыбки, прорезанной в маске до самых ушей. Когти-лезвия бряцали, тянясь к ней, но Морган не собиралась отступать. Золото ее души, просвечивающее сквозь кожу, отразилось в матовой черноте бездушных глаз.

И затем что-то произошло – нечто неуловимое, состоящее из чистой и дикой магии без изъяна. Исаак заскулил и рухнул перед Морган навзничь, растекаясь на полу кляксой. Тьма сползла с него пуховым одеялом и обнажила вывернутую руку с механическими часами.

Замочек щелкнул, и стальной браслет расстегнулся, освобождая Исаака от прожорливой сущности. Диббук заполз обратно в свою шкатулку, а Исаак закряхтел, свернувшись калачиком. Его бил озноб, будто после долгой болезни: налившаяся синевой кожа блестела от пота, а вместе с кашлем на паркет брызгала красная слюна.

– Простите, – выдавил он, когда Тюльпана села рядом, пинком отправив часы с диббуком под шкаф, чтобы они затерялись там и не мозолили глаза. – Я не хотел никому навредить… Я хотел как лучше…

– Но получилось как всегда, – хмыкнула Тюльпана. Ее лицо смягчилось, когда Исаака снова накрыло волной крупной дрожи, такой сильной, что та выкрутила ему пальцы, даже металлические. – Вставай. Тебе надо отдохнуть.

Исаак не заметил меня, пребывая в горячке. На полусогнутых ногах, опираясь о плечо Тюльпаны, он доковылял до кухни и свалился где-то там, потянув за собой ворох загремевших кастрюль.

– Caray![11] Теперь понимаю, как чувствует себя Штрудель, бегая от Бакса по всему дому.

Диего вывалился из чулана весь пыльный и взмокший. В одной руке он сжимал кочергу, а в другой – горящий пучок полыни. Все это посыпалось на пол при виде нас. Прижавшись спиной к двери, Диего оттянул ворот дырявой майки, пропуская к пылающему телу прохладный воздух, а затем поднял глаза.

– Морган, я же велел тебе оставаться в Завтра! – воскликнул он драматично, но, немного помолчав, добавил: – Как хорошо, что ты меня не послушалась!

Будто придя в себя, Морган заморгала, завороженно уставившись в пол, где еще недавно тлели сгустки тьмы. Ее магия, движимая одним лишь желанием, напоминала сказочный сон: пробуждаясь от него, Морган даже не всегда помнила, что именно делала. Эта магия будто жила отдельной жизнью, из-за чего часто оборачивалась такими последствиями, которые юной девочке было не просто расхлебать.

– Все в порядке? – спросила я, и Морган слабо кивнула, облизывая пересохшие губы. – Ты…

– В норме. Немножко устала… Надо присесть.

А вот и то самое последствие.

Морган неуклюже пошатнулась, и Диего поймал ее, не дав разбить лоб о дверной косяк. Я же с замиранием сердца глянула на свою метку, как на часы: она оставалась неизменной. Значит, успеваю.

– Одри…

Диего поджал губы и кивнул в сторону витражных окон: розы, выложенные на них мозаикой, пошли трещинами. Через сколы и стеклянную паутину можно было разглядеть неумирающий сад моей матери. Он весь ходил ходуном, раскуроченный и наполненный хором мужских голосов.