В тот же день, когда черкесы пришли в Ачи-Кале и пришвартовались возле кораблика с непривычным для всех флагом Мангупа, не обратить внимания на то, что это корабль единоверцев, да еще и с батюшкой на борту, было невозможно. Не те времена, однако. Далее опять все просто. Весть о корабле с батюшкой, идущем в поход вместе с козаками, начала разноситься с арифметической прогрессией. С такой же скоростью начала расходиться информация о том, кого сопровождает священник Фома в поход против ненавистных папистов.
Далее вести разносятся с еще более новыми и разрастающимися подробностями. Священник не просто так идет в поход, а потому что маркиза Ингваря, настоящего аристократа готских черкесов и вассала Мангупа, в поход благословил сам Константин, митрополит Готии.
Куче козаков – черкесов днепровских, также получавших благословение от батюшек той же митрополии, ради развеивания скуки и любопытства ничего не оставалось делать, как собираться у пирса, возле которого стоит «Азиз Николас», в надежде увидеть настоящего маркиза Готии, оказывается, тоже приписанного к флоту его высочества султана Селима II. Времени на обсуждение и промывание косточек героя новостей хватало.
День отплытия собравшейся флотилии начался с совместных молебнов и крестных ходов, в которых воинство благословляли на ратный подвиг за веру и султана.
Вначале молебен в церкви, где атаманы и командиры шаек, собравшись в маленькой церквушке, увидели в первом ряду молящихся, рядом с атаманом-гетманом долговязого подростка, которого уже не надо было представлять. Еще вчера доложили и даже увидели еще одного участника похода. Потом на всеобщем благословении войска вновь впереди всех, рядом с атаманом-гетманом, стоял новик в необычных доспехах, первым получая благословление от отца Михаила и прибывших из Инкермана священников.
Церковь, власть и сословное различие явно указали каждому козаку на лидеров православного воинства в этом походе.
Не долго думая, козацкий Штепсель схватил турецкого Торопуньку в охапку и отправил к людям своей шайки. Еще через минуту на борт куттера степенно поднялись трое сивых черкесов, ветеранов многих войн и битв.
Думаю, за то время, что я предложил, пойти на мировую другу козака по имени Бучма, маленькому гонористому янычару промоют мозги, и на корабль вернется хоть временный, но подчиненный, а не отмороженный дурак.
Маленький отряд из четырех «шаек» и куттера продолжил путь к острову Кипру и городу Фамагуста.
Словно расправивший крылья огромный невиданный морской скат, вдруг поднявшийся из воды и полетевший над водной гладью, куттер «Святой Николай» вместе с четырьмя шайками несся по просторам Эгейского моря в сторону острова Кипр с невиданной скоростью хождения под парусом.
Уже на второй день прохождения по Эгейскому морю к подвешенным над водой брусьям по морским выстрелам, держащим сети, растянутые вдоль бортов, пришвартовались шайки. По две с каждого борта, одна за другой.
Нельзя сказать, что я предложил что-то новое для козаков. Связка небольших судов между собой, и даже их совместное плавание в спокойную погоду, известна с древности. Весь нюанс моего отряда состоял в том, что куттер имеет намного более лучшие мореходные характеристики и мощность парусного вооружения, позволяющие тянуть за собой более медлительные плавсредства. Главное ветер и погода подходящие.
Сразу же изменился быт и уклад всей группы кораблей. Теперь постоянно целый день сидевшие в маленьких суденышках козаки получили возможность передвигаться при движении, встречаться для бесед и распития кофе, посещать гальюны «Святого Николая», а не сидеть с голой попой над бортом, словно цирковой гимнаст. Одна возможность поучаствовать в общей молитве, проводимой батюшкой Фомой, чего стоила.
Еще очень значительное и почти святое как для козаков, так и для турок, – прием пищи из одного котла. Общий котел у всех пятерых кораблей – почти святое изделие кузнецов, возведенное в ранг боевого алтаря и символ братства воинов. Как-то само собой стало разумеющимся, что я со своими людьми вдруг стал одним из своих, из кошевого братства принимающих пищу из общего котла.
Крыша надстройки «Святого Николая» вдруг стала местом, где с утра до вечера сидели батьки, так называемые «сивоусые» – козачьи ветераны. Батьки посидели денек, прилегли на ночь на сети возле борта куттера и борта своей шайки, проснулись с утречка и вновь расселись на крыше трюма. Еще посидели и объявили раду старейшин. Еще посидели и подумали, а потом взяли и поставили меня, кошевых Бучму, Миколайчука, Хатко и Занько, батюшку Фому перед фактом – о признании черкеса Ингваря козаком Томаковской Сечи.