Козельск - Могу-болгусун (СИ)

была перед этим прорублена урусутскими хашарами дорога, уходящая в глубь

леса. Тумены Кадана и Бури покидали временный уртон, устремляясь к стенам

крепости Козелеск, возведенной урусутами на холме при слиянии нескольких рек

среди таких же непроходимых лесов, которые скрипели стволами вокруг. Их

провожали воины главного крыла, стоявшие по обе стороны колонны и задиравшие

вверх луки и сабли, их злые рты не закрывались, из глоток вырвались

отрывистые кличи, больше похожие на рев стада потревоженных верблюдов.

Военачальники же собрались на холме недалеко от шатра джихангира, окруженные

двумя десятками колдунов, вертящимися под ногами лошадей и падающими на

спины, когда достигали наивысшего пика камлания. Оттуда тоже слышались

визгливые завывания и нестройный грохот бубнов, увешанных птичьими головами

и косточками от мелких зверей, съеденных самими колдунами. Впереди

возвышался джихангир на вороном рысаке с белыми чулками до колен и с иссиня

черной гривой с заплетенными в нее разноцветными лентами, на нем были надеты

золотые доспехи, на голове сиял золотом китайский шлем с белыми перьями от

цапли, а носки зеленых сафьяновых сапог с золотыми шпорами были всунуты в

золотые стремена. Сбоку седла был приторочен вместе с саадаком для лука и

стрел медный щит, отделанный золотыми пластинами, на поясе висела сабля с

ножнами и ручкой, украшенными крупными драгоценными камнями. Позади

сутулился в простеньком седле старый полководец на саврасом жеребце, таком

же, на котором мерял когда-то расстояния его друг Великий Потрясатель

Вселенной. Дальше группа чингизидов во главе с ханом Шейбани не смела

переступить невидимую черту, отделявшую их от счастливчика из их среды, отмеченного богом войны Сульдэ. Но и они, вечно недовольные, сейчас молчали, провожая глазами тумены двух родственников, поход которых к непокорному

городу должен был поставить точку в затяжной брани, после чего страна

урусутов или покорялась орде полностью, или могла возродиться из пепла и

стать неодолимой преградой на пути к последнему морю. Тогда завещание

Священного Воителя оставалось бы не в сердце каждого монгола, а было бы

прописано только в его “Ясе”, сам свод законов превратился бы в китайскую

книгу времен, канувшую во тьму веков после завоевания страны воинами

Чингисхана, не принесшую ее народу процветания.

Последние ряды воинов скрылись среди деревьев, оставив после себя

дорогу, глубоко протоптанную копытами лошадей, саин-хан повернул коня назад

и встретился взглядом с Субудай-багатуром, подбиравшим поводья: – Я еду следом за туменами, – буркнул тот, не дожидаясь вопроса. –

Может быть, нам повезет в этот раз пробить брешь в стенах крепости и поднять

ее защитников на наконечники наших копий.

– Непобедимый, если вам не удастся покорить город, когда все подходы к

нему открылись, то я сам поведу кешиктенов на штурм его стен, – веско сказал

джихангир. – Другого решения взятия Козелеска нам не известно.

Старый воин ничего не сказал, он натянул уздечку и не глядя на

родственников способного своего ученика, не оставлявших его без внимания

из-за того, что последнее слово всегда было за ним, поехал по склону холма

вниз, где его уже ждала тысяча телохранителей, прозванных бешенными. Впереди

покачивался в седле с хвостатым тугом в руках угрюмый кешиктен с двумя

оруженосцами по бокам, за ними стукала копытами по просохшей земле сотня

отборных воинов с нашивками на рукавах, и только после них переваливался из

стороны в сторону сам Субудай-багатур, сутулый и комковатый словно замшелый

придорожный камень, под который не текла вода, но из которого можно было

всегда высечь искру. Джихангир смотрел вслед до тех пор, пока полководец не

спустился со склона и не пересек обширной поляны, окруженной лесом со всех

сторон, затем властно махнул рукой и тронул коня к белому шатру. Оборвался

рев боевых труб, затихла барабанная дробь, шаманы приникли к земле, стремясь

угадать, какая опасность подстерегает полки ордынских воинов во главе с

Непобедимым. Но за их усердием следили только те, кому было велено

докладывать обо всем на свете хозяину судеб, остальные всадники, разукрашенные перьями и разноцветными лентами, разъехались в разные стороны.

Воины, успевшие превратить поляну в степное стойбище, занялись повседневными

делами, кто-то собрался на охоту, другие принялись настраивать оружие, а

кого-то снарядили на поиски главного продукта – зерна. Без него у людей

пучило животы и приключались другие болезни, да и какая была еда без

лепешки, пусть подгоревшей на углях. Но зерна не было нигде, даже в самых

отдаленных урусутских погостах, успевших опустеть до одинокого лая старой

собаки, зато ощетиниться из лесных дебрей десятками острых стрел. Поэтому

всякий ордынец мечтал о возвращении к родным очагам, чтобы отдохнуть от

похода душой и телом, не уставая проклинать урусутов, не желавших сдавать