Кожа саламандры (СИ)

-Думаю, да.. Он король. И мужчина. Ты не имеешь права скрывать такое. И вообще. Ты ведь была близка с отцом. Я считаю, что ты должна рассказать ему всё. Не скрывая. Ты же хотела, чтоб он принял твою взрослость и независимость. Сама-то ты ложь не очень жалуешь. А в твоей жизни произошли такие изменения, о которых отец вправе знать.

-А Лами?

-А что Лами? Он тоже мужчина. И решит за себя сам. Ты и не должна ни о чём его просить. Я ведь правильно понимаю, что тебя волнует именно это? Не торопи события. Когда придёт время отъезда, он вряд ли отпустит тебя. Без серьёзного разговора, по крайней мере. У тебя есть своя жизнь. У него тоже. И, если он захочет как-то объединить их, то спросит твоего желания.

-А ты, Труми? Останешься здесь или пойдёшь со мной? Тебе может быть непросто среди людей, дружочек.

-Ну, вот, ты сама всё и сказала. Если я твой дружочек, то не расстанусь со своей подружкой. И потом, с тобой интересно. А я любознательный.

-Скорее уж любопытный,- и на душе стало тепло. Я пощекотала малыша между ушами.

-Лучше рыбки..- промямлил он, хитро поглядывая исподлобья, и устраиваясь в своей любимой позе столбиком.

Выдурив у своей размякшей хозяйки солёную жирненькую спинку, быстро заснул, посасывая её, как младенец соску из сладкой древесной смолки.

-Как у него получается быть вне возраста?- умилялась я, глядя на трогательную позу спящего плакальщика.

А утром удивилась, не найдя Труми в комнате. Ещё плёлся предрассветный туман и я, поёживаясь от прохлады вышла на задний двор. Похлопала себя по предплечьям и решила сначала пробежаться, чтоб разогреть мышцы. Пристроила перевязь с мечом за спину и потрусила сначала тихонько по тропинке со двора, а потом, разогнав лёгкие, весело помчалась прямиком в тундру. С головок цветов на брюки липла прохладная роса.

Пробежав почти до опушки леса, увидела две маленькие тени, смешно подпрыгивающие в траве. Немножко нелепый, странно ритмичный танец-ритуал. Я остановилась и присела в траву, узнав Труми и ещё одного незнакомого плакальщика. Или плакальщицу? Больше всего я боялась напугать малышей и прервать их общение. Но они вдруг повернули в мою сторону и устроили что-то вроде весёлых догонялок. И я повернула колечко и повесила ментальный блок.

Мне было очень неудобно, что пришлось наблюдать, ненароком, такое интимное зрелище. Я покраснела, как будто влезла в чужую спальню и стою за занавеской. А Труми остановился и приник к своей подружке, ласково поглаживая её плечики и тихонько урча. Я закрыла глаза. И очень долго боялась открыть их снова. В голове было совершенно пусто. Ныли затёкшие ноги.

Наконец, я приподняла веки, но посмотрела сначала в сторону дома. Во двор опускался ещё один незнакомый вигонь. Осторожно глянув туда, где резвились плакальщики, я никого не обнаружила. Поэтому повернула кольцо, поднялась, и побежала к дому. Пока добралась до тропинки, увидела, как в седло садится незнакомый парнишка. Совсем молоденький. И на вигоне почтовый знак.

Служба на королевскую почту приравнивалась к армейской и оплачивалась очень хорошо. Не удивительно, что молодёжь из семей, которые не могли позволить себе купить для подростка вигоня, с удовольствием отрабатывала несколько лет в почтовой службе, отдавая год для выездки птенца, ещё год для обучения под руководством опытных наездников, а после ещё четыре-пять лет, в зависимости от величины первого взноса, выкупая птицу в своё пользование. Некоторые за такое время привыкали к работе и оставались насовсем почтарями.

Это случалось часто, ещё и потому, что вигонь допускал к управлению только людей с проснувшимся даром. Он мог быть совсем небольшим, но птицеящер, каким-то образом подтягивал ментальную магию до нужного ему уровня. А поскольку, как правило, это были небогатые молодые люди, то, выкупив вигоня, кто-то хотел заработать на обучение в Ковене, кто-то, чей уровень был не слишком высок, собирал на выкуп за невесту. У сидхе этот обычай всё ещё практиковался. Как и у цвергов.

Правда цверги имели к вигоням совершенно определённое отношение. Они добывали птенцов. Но никогда не летали сами. Вообще, летать на птицеящерах, из всех рас, позволяли себе только сидхе и хомо.

Когда я вбежала в калитку, то мне осталось только проводить взглядом улетающего молодого вигоня, очень тёмного окраса, с чёрными подпалинами на кончиках перьев. В сарае за домом клекотали и волновались Белли и Витре. Наверное, им тоже хотелось полетать.

На бревне, сложив руки на коленях, сидел Лами. Он как-то нелепо горбился и болезненно щурил сонные глаза. Я с разбегу шлёпнулась рядом, так, что оказалась очень близко к нему. Наши плечи соприкасались и я почувствовала тепло его тела. Он был ещё слегка растрёпанный со сна и такой незащищённый, что хотелось прижаться к нему и погладить, рассыпавшиеся по спине золотые пряди. А ещё лучше проснуться рядом, головой на его плече и лежать, тесно прижимаясь к бедру, пока он не потянется к тебе, и не обнимет крепко и требовательно.