Кожедуб

Вскоре после бомбежки на аэродроме Морин мне довелось участвовать вместе с ним в боевом вылете. Задача перед нами стояла обычная — прикрыть с воздуха наши наземные войска. Подняв с аэродрома на окраине Штеттина восьмерку "яков", я взял курс к линии фронта. Кожедуб со своей четверкой шел сзади и выше нас в группе прикрытия.

На подходе к передовой появились "фоккеры". Завязалась схватка. Выбрав себе цель — ведущего звена "Фокке-Вульф-190", — я отдал по рации приказ своему ведомому подполковнику Новикову: "Прикрой, атакую!" Немец, заметив мой маневр, попытался уйти глубоким виражом. Но я уже успел сесть ему на хвост и жал на гашетки пушек. Длинная очередь прошила вражескому истребителю фюзеляж, машину охватил огонь, и я заметил, как летчик выбросился из нее с парашютом.

"Надо добить! — мелькнула мысль. — Довести дело до конца!" Мне почему-то показалось, будто немецкий летчик непременно приземлится на своей территории и, таким образом, уйдет живым. А завтра, следовательно, вновь поднимется в воздух на другом самолете. Я сделал разворот и перевел машину в пикирование, чтобы расстрелять парашют еще до земли.

И в этот момент в шлемофоне послышался голос Кожедуба:

— "Дракон"! Не спешите добивать. Ваш крестник, скорее всего, свалится в наши окопы. Одним языком будет больше.

Слова Кожедуба меня отрезвили. Фашисты всегда стремились добивать наших летчиков, если те выбрасывались из горящих машин на парашютах. Мы делали это только в случае необходимости. А сейчас ее не было. Кожедуб прав: мой крестник, как он выразился, и в самом деле поторопился, выпрыгнув с парашютом над нашей территорией. На всякий случай я снизился и, сделав вираж над самой землей, окончательно убедился, что немецкий летчик снижается прямо в руки нашей пехоты.

А Кожедуб тем временем вцепился в какого-то "фоккера", повторяя за ним все маневры. Через несколько секунд за немцем уже тянулся густой шлейф черного дыма.

— И как только он успевает все видеть?! — сказал позже Новиков. — Прикрывал во время атаки вас я, а куда летчик свалится, первым понял Кожедуб. Будто ему делать нечего, кроме как наблюдать… А сам, между прочим, тут же "фоккера" срезал.

Казалось бы, и впрямь, когда в небе такая карусель, когда рубка идет на обоих этажах сразу, где уж тут уследить за каким-то парашютистом. Не до того. Только успевай поворачиваться…

Но Кожедуб никогда не поддавался горячке боя. Он умел сохранить хладнокровие при любых обстоятельствах. Да и машиной владел виртуозно, мог управлять ею чуть ли не с закрытыми глазами. Все это создавало ему неоспоримое преимущество, как и многое другое: например, мгновенная реакция, способность быстро оценить ситуацию, чтобы тотчас принять единственно верное решение. И там, где у других возникал острый дефицит времени, его собственная секундная стрелка как бы замедляла ход, давая ему возможность контролировать все, что происходит вокруг него в воздухе.

Не знаю, летал ли тогда Кожедуб ночью или в сложных метеорологических условиях: истребители во время войны действовали обычно в светлое время суток. Но думаю, что, доведись поставить перед ним подобную задачу, он бы с ней безусловно справился».

Воспоминания летчика-истребителя Героя Советского Союза капитана И.Е. Середы (из книги «Мгновение и вся жизнь»):

«Сейчас, спустя десятилетия, я вспомнил, как однажды мартовским заснеженным днем 1944 года окружили мы Кожедуба, вернувшегося, как кто-то заметил, с "того света". В расстегнутой сверху кожаной куртке он был похож тогда на укротителя, усмирившего вышедшего из повиновения опасного зверя.

В том боевом вылете он сбил три вражеских самолета….

Быстро рос боевой счет, и прежде всего потому, что навстречу врагу выходил не просто храбрец, а человек светлой идеи, твердой воли, овладевший новой техникой, много знающий, много думающий. Как-то во главе восьмерки "ястребков" Кожедуб прилетел на "пятачок" рядом с линией фронта. Сели истребители скрытно, притаились. И когда появились "юнкерсы", на них сверху, точно огненные молнии, ринулись "лавочкины". Расстреляв вражеские машины, они так же внезапно исчезли. Вскоре снова совершили дерзкую атаку. Потом опять…

Риск? Невиданный. Но он был оправдан. Изобретательные действия летчиков вызвали восхищение командующего фронтом И.С. Конева.

Без скидок Кожедуб прошел все "адовы круги" войны. Он бился с врагом над Днепром, Днестром, Одером. Боевой путь закончился в поверженной гитлеровской столице. Вскоре после победы для Кожедуба началось новое испытание, не менее трудное, чем военное. Его послали учиться в академию. И опять прозвучало это требовательное "надо" — время повелевало готовить военачальников широкого профиля. И Кожедуб с присущим ему упорством, энергией брал новые рубежи. То же делали Александр Покрышкин, Владимир Лавриненков, Кирилл Евстигнеев. В двадцать девять лет прославленный летчик командовал авиадивизией.