Козёл Иуда

Он посмотрел на маленькие окна на дальней стене.

ОНИ НАБЛЮДАЮТ.

Неужели она сошла с ума? Неужели она сошла с ума здесь до того, как лишилась жизни?

Ленни бросил книгу в коробку и закрыл крышку. Ему нужно было вернуться в дом; он мёрз, неудержимо дрожал, и лицо и руки его начали пульсировать от боли.

Держа коробку под мышкой, он схватил лампу и открыл дверь. Он смотрел на ночь, деревья, небо и дом вдалеке.

«Там нет ничего, кроме тьмы, — сказал он себе. — Шина мертва, и все личные демоны, поглотившие её заранее, умерли вместе с ней. Огонь погас, ты просто просеиваешь пепел».

Но пока он стоял, дрожа, голос Шины шептал ему из глубины ледяной тишины, эхом разносясь по всем метафизическим планам, отделявшим его от кошмаров.

— Кто он, Ленни? Кто же козёл Иуда?

* * *

Вернувшись в дом, Ленни добавил дров в печь и раздул огонь, пока он не стал сильнее. Через несколько мгновений холод оставил его, и в доме стало жарко. Он погасил одну лампу, а другую взял с собой в гостиную. Поставив металлическую коробку на кофейный столик, он оглядел комнату и тёмную соседнюю кухню. Удовлетворённый тем, что никто не может наблюдать за ним, если только они не находятся снаружи и не прячутся среди деревьев, он сел на диван. Физически, эмоционально и умственно истощённый, он уставился на коробку. Последние двадцать четыре часа были такими напряжёнными, что казалось, он прожил неделю за один мучительный день. Ленни чувствовал, что начинает отключаться, и то, что он провалился в удобный диван, только усугубило ситуацию. Идея сна, перезарядки батарей и очистки разума, чтобы он мог подойти ко всему этому, хорошо отдохнув за поясом, была привлекательной. Но он уже несколько месяцев плохо спал. Сон больше не был средством бегства, он был полем битвы. Единственными вещами, ожидавшими его за этой завесой, были извращённые видения и тревожные воспоминания, правда и фантазия, спутанные и размытые, отпечатки пальцев, оставленные в тени, размазанные по постоянно сужающимся окнам времени и ночи. И даже если он попытается это сделать, может ли сон быть реальной возможностью здесь, в этом месте?

Он снова вспомнил лицо Шины, его глаза наполнились слезами.

Ночь… так много лет назад… Шина сидит на полу… голова опущена…

Он пытался заткнуть воспоминание, но сопротивление только усилило его.

Потерянная… она выглядела такой одинокой и раненой… такой уязвимой в своей наготе.

— Извини, — услышал он голос, далёкий и искажённый, едва ли свой собственный.

— И ты думаешь, что ты прощён? — спросила она.

— Я всегда на это надеялся. Иногда я даже молился об этом.

— Ты чувствуешь себя прощённым, Ленни? Ты чувствуешь себя чистым?

Думая о давних католических мессах своей юности, он вспомнил, что был прислужником, и слова, которые произносили священники, когда он капал водой на их руки в символическом жесте очищения. Если Ленни внимательно прислушивался, он всё ещё мог слышать их приглушённые голоса, доносящиеся по сводчатым потолкам этого красивого старого здания из дерева и витражного стекла.

— Смой беззакония мои… очисти меня от моего греха.

Время сдвинулось, и воспоминания ускользнули.

Ленни протёр глаза и вздохнул. Что на самом деле случилось с Шиной и почему после смерти она привела его сюда?

Он открыл коробку и начал с блокнота.

Он начинался не как журнал, а скорее как серия довольно простых записей из различных исходных материалов, касающихся зеркал и магии. Через несколько страниц заметки стали более обширными, охватывая историю зеркал и их отношение к магии, мифам и спиритуализму на протяжении веков.

Зеркала восходят к древним временам… Библейские источники называют их «зазеркальями»… Человек был очарован своим отражением в лужах воды… Самые ранние образцы зеркал изготавливались из сплющенных и полированных металлов, в основном из меди… В Риме зеркала часто делались из олова, серебра или золота, а позже из стекла, когда искусство изготовления было обнаружено манипулирование стеклом, но по мере того, как он переворачивал каждую последующую страницу, записи становились бессвязными, и иногда Шина также вводила свои собственные мысли. Почерк также становился всё труднее расшифровывать, поскольку записи приобретали стиль, явно написанный под принуждением или торопливой, неистовой рукой.

«Зеркала отражают и правду, и иллюзию, — как-то написала она. — Это может быть ключом. Вещи, что мы видим в зеркалах, реальные, но это не обязательно так. Я думаю, вот как они это делают. Либо так, либо я схожу с ума. Я хочу спать, но боюсь закрыть глаза. Я так устала, что не могу ясно мыслить. Что, если я права?»

Глаза Ленни начали слипаться. Он отвёл взгляд от страницы, подавил зевоту и снова пролистал блокнот. Ближе к концу почерк стал неразборчивым, и он мог разобрать только слово кое-где. В разные моменты Шина писала так яростно, что слишком сильно нажимала на ручку и протыкала бумагу. Однако блокнот закончился отрывком, который он мог прочитать:

«Я никогда не хотела, чтобы это произошло. Я не думаю, что смогу это остановить».