Краденое счастье

– А, ну конечно! – торжествующе вскричала Галина Ивановна, и Мстислав Юрьевич поспешно привел себя в порядок. – Господи, солдатик! Конечно, я тебя помню! У тебя осколок застрял в двух миллиметрах от сосудистого пучка, а такое везение редко случается. Не иначе, как Бог свою руку подставил в последнюю секунду. Даже в наносекунду, наверное. Еще чуть-чуть, и тебе бы перебило подключичную артерию, и все. Остался бы на месте лежать. А второе чудо, что осколок все же не проткнул тебе сосуд во время транспортировки и на операции за счет вторичного смещения. Санитары – молодцы, да и я тоже молодец иногда бываю.

– Ничего себе, – поежился Зиганшин, – а я думал, ранение неопасное, раз не в живот. Я ж даже сознания не терял.

– Тогда к чему весь этот пафос насчет спасенной жизни? – засмеялась мама Галя.

– Ну не моей конкретно. Какая разница, все мы там были.

Они посидели немного в тишине.

– Слушай, а ты же все письма писал своей девушке, если я ничего не путаю? – наконец сказала Галина Ивановна.

– Не путаете.

– Ну да, целыми днями писал, еще бумагу у меня выпрашивал. Как, дождалась она тебя?

Мстислав Юрьевич покачал головой:

– Она уже вышла замуж, когда я вернулся.

– Вот зараза!

– Знаете, там такой жених нарисовался, что я не сержусь. Владимир Иваницкий, может, слышали?

Галина Ивановна присвистнула.

– Так твоя бывшая девушка – мадам Иваницкая? Красавица из красавиц… Хочу сказать, губа у тебя не дура.

– Ну а то, – улыбнулся Зиганшин.

Договорившись быть на связи и сразу сообщать друг другу обо всех новостях насчет Ярослава, они попрощались, и Мстислав Юрьевич поехал забирать мать и племянников из Мариинского театра.

В честь начала учебного года мама решила порадовать детей и устроить им праздничные выходные. В пятницу – спектакль в Мариинке, в субботу – Эрмитаж, а в воскресенье, так уж и быть – кино.

Мстислав Юрьевич немного тревожился, что уезжает на три дня, оставляя Льва Абрамовича с Фридой, но те успокоили его, мол, теперь, когда они знают, на что способен Реутов, будут проявлять максимальную осторожность. Продуктов у них полно, погода плохая, выходить из дома особенно не за чем, запрутся и станут себе валяться на диване и читать.

Зиганшин не то чтобы соскучился по своей городской квартире, но все же время от времени надо напоминать маме с ее новым мужем Виктором Тимофеевичем, что хозяин тут он, а не они и лишняя ночевка будет кстати.

Он договорился с Виктором Тимофеевичем, что тот утром выведет собак, и с наслаждением предвкушал долгий сон, чтобы встать, когда уже совсем невыносимо станет валяться под одеялом, а не по звонку будильника и не от того, что тебе в лицо тычется холодный мокрый нос.

Потом он хотел повидаться с Русланом и Лизой, а может быть, поговорить еще с Колдуновым, чьему опыту и чутью сильно доверял. Вдруг хирурги вспомнят что-нибудь важное, что можно будет трактовать в пользу Михайловского?

В общем, планов было море, но, войдя в квартиру, он встретил укоризненный взгляд Найды, которой городские интерьеры пришлись явно не по вкусу.

Мстислав Юрьевич погладил ее, надеясь успокоить, но неожиданно сам разволновался и никак не мог унять тревожное сосущее чувство.

То ли воспоминания были виноваты, то ли беспокойство за беспомощных дедушку и внучку, но Зиганшин, расцеловав всех домочадцев, схватил со стола пирожок с капустой, позвал собак и отправился в обратный путь.

Он выехал из города поздно, уже совсем стемнело. В темном пасмурном небе не было видно ни одной звезды, и за исключением нескольких метров дороги, на которые падал холодный свет фар, его окружала тьма.

По радио передавали седьмую симфонию Бетховена, и Мстиславу Юрьевичу внезапно показалось, что он летит один в темноте и пустоте, где-то очень далеко от земли, оставив позади все переживания, страсти и хлопоты.

С неожиданной ясностью вспомнилось, как они с Леной впервые были вместе, и чувство восторженной всепоглощающей любви вдруг заполнило его сердце. Эта любовь была частью его самого, и, наверное, только благодаря ей он сейчас летел…

Все обиды и разочарования исчезли, как разметанные ветром сухие листья, а любовь осталась, потому что она и была этим ветром, и ветром был он сам.

Впервые он увидел Лену, когда перешел в четвертый класс. Он выиграл какую-то то ли олимпиаду, то ли конкурс и попал в класс с математическим уклоном, сформированный из таких же победителей, как он.

Посмотрев на Лену, он понял, что в ее лице скрывается какая-то очень важная для него тайна, и мучительно вглядывался ей в глаза, надеясь найти ответ, пока она не рассмеялась и не состроила ему рожицу.

Он долго не знал, что это и есть любовь, и не понимал, почему при виде одноклассницы у него внутри становится пусто и страшно, а ноги подгибаются. Он даже не замечал, что Лена – самая красивая девочка в школе, Митя ни с кем ее не сравнивал.

Только к седьмому классу признался себе, что влюблен.