Крадущийся тигр, затаившийся дракон. Меч судьбы

«Как это похоже на мою мать! – думала девушка. – Объявить, что я – приёмная дочь, и вдруг пропасть». Сначала она злилась, но по мере того, как день клонился к закату, начала беспокоиться о Цзяолун. Вновь вызвала Лао Бая.

– Моя мать больна. Она взяла с собой лекарства?

Тот не знал. «Не слишком-то он осведомлён», – подумала Снежный Бутон.

* * *

Когда солнце окрасило мир золотом и тенями, Снежный Бутон вышла из ворот поместья и огляделась. Нигде не видно было никаких всадников, даже намёка на приближение женщины, которую она считала своей матерью.

Прошёл один день, за ним – другой. Девушка не знала, что и думать. На третий день вновь она позвала Лао Бая.

– Я беспокоюсь о матери. Мне нужны две лошади.

– Я присмотрю, чтобы вам всё приготовили, – поклонился старик.

Когда Снежный Бутон вернулась в город после семидневного отсутствия, охранники на воротах с надеждой посмотрели на неё.

– Молодая госпожа! – окликнул её один. – Это вы?

Её глаза потухли, а дух угас. Кони еле плелись, словно одурманенные. Она видела посланника и прочитала письмо. Её мать больше не вернётся. Сложная путаница чувств совершенно изнурила Снежный Бутон.

На пороге дома её уже высматривал Лао Бай.

Прежде чем утолить жажду самой, она напоила коня. Потом смыла пыль с лица и бессильно опустилась рядом с деревянным корытом.

– Она ушла. Не думаю, что вернётся когда-нибудь.

– Позвольте узнать, почему? – спросил главный слуга, не сводя с девушки глаз.

– Разве она тебе не говорила? – Снежный Бутон плеснула в лицо ещё воды. – Она больна. И у неё есть дело, которое она хочет исполнить прежде, чем умрёт. Ей нужно отыскать кое-кого очень важного для неё. Одного юношу. Не думаю, что мы когда-нибудь снова её увидим.

– Ни вы, ни я?

Снежный Бутон посмотрела в глаза старика: в них была печаль. Девушка ласково положила руку ему на плечо.

– Никто из нас, – произнесла она.

«Она покинула нас и отправилась навстречу своей участи. Я же не могу терять время здесь, в одиночестве, без учителя. Мне тоже надо уходить. Моя судьба заждалась».

Глава 4

– Что это такое?

Мать держала в руках книгу: «Сто восемь стилей монастыря Шаолинь».

Когда служанка трагическим шёпотом передала приказ матери немедленно явиться в семейный храм, Вэй-Фан понял, что у него проблемы.

– Госпожа даже не изволила завтракать этим утром, – лепетала девушка. – Приказала позвать молодого господина, как только он встанет. Мы пытались успокоить её, но госпожа требовала немедля вас разбудить, угрожая, что иначе она сделает это сама.

– Ладно, сейчас приду, – ответил Вэй-Фан, взъерошивая волосы, чтобы выглядеть так, будто только что проснулся.

И вот он стоял в зале предков. Мать была в официальном красном халате, брови – выщипаны, волосы уложены в строгую причёску. Она потрясала книгой у него перед носом, из-под её высокого лба гневно сверкали глаза.

– Отвечай! – приказала она.

Он был в затруднении: объяснять пришлось бы слишком многое.

– Представь, что я обо всём догадалась, – продолжала мать, – и хотя бы раз в жизни скажи мне правду.

Вэй-Фан открыл было рот, но тут же захлопнул его. Уравновешенностью мать никогда не отличалась, и если он теперь не расскажет всё, как есть, та устроит сцену. А то и чего похлеще. Хотя сцену она устроит в любом случае.

– Говори! – рявкнула она.

Мать всю жизнь его баловала, холила и лелеяла. Она очень любила сына, даже слишком, по мнению некоторых, если такое вообще возможно – любить слишком сильно. Такой разозлённой он её не видел никогда.

– Ты мне ответишь или нет, что это такое?

– Книга.

– Я сама это вижу.

Книга была старой и потрёпанной. Пока мать ею размахивала, из неё выпали несколько листков. Вэй-Фан кинулся их собирать, но мать закричала:

– Брось немедленно! Скажешь ты мне наконец, что это такое?

Она шагнула к нему. Черты её лица были искажены яростью, мелкие чернёные зубки казались острыми, как иголки.

– Может быть, ты думаешь, что если тебе уже почти шестнадцать, ты волен делать всё, что заблагорассудится? – наступала она. – Так вот, ты очень ошибаешься! Ты нам лгал! Более того, ты лгал мне!

Её золотые накладки на ногтях, длинные и острые, словно когти хищной птицы, так и мелькали. Вэй-Фан понял, что она сейчас его ударит. Время словно остановилось, а потом она влепила ему пощёчину, причём совершенно не сознавая, что делает.

Удар был слабым и неумелым, разве что золотые накладки оставили на щеке красные полосы. Прежде она никогда не трогала сына даже пальцем. И когда тот упал на колени, прося прощения, она увидела его лицо, поняла, что натворила, и рухнула рядом, в ужасе зарыдав. В тот момент Вэй-Фану стало ясно: то, что объединяло его с матерью, разбилось навеки.

– Это всё он виноват, – всхлипнула мать.

– Кто?

– Сам знаешь, кто! Мастер Чжан! Хотела бы я, чтобы он никогда не рождался на свет!