Краем глаза

Это ему определенно не нравилось. Он-то думал, что все связанное с Ванадием осталось в прошлом. И вдруг появляется ниточка, ведущая в Сан-Франциско, где Младший.собирался строить свое будущее.

Под адресом значились два телефонных номера. Первый с пометкой «раб.». Второй — «дом.».

Младший глянул на часы. Почти девять.

Тем не менее Младший решил набрать рабочий номер, в надежде, что механический секретарь сообщит рабочие часы фирмы, в которой работает Беллини. А если бы ему удалось узнать и название фирмы, он бы понял, чем тот занимается. Прежде чем звонить Беллини домой, Младшему хотелось выяснить об этом человеке как можно больше.

Трубку сняли после третьего звонка. Грубый мужской голос ответил:

— Убийства.

На мгновение Младший подумал, что ему высказано обвинение.

— Алле? — Мужчина на другом конце провода проявлял нетерпение.

— Кто… кто это? — пожелал знать Младший.

— УПСФ, Отдел по расследованию убийств.

— Извините. Ошибся номером.

Он положил трубку и отдернул руку от телефона, словно обжегся.

УПСФ. Управление полиции Сан-Франциско.

По всему выходило, что Беллини, как и Ванадий, детектив, расследующий убийства. И звонить ему домой — идея не из лучших.

Теперь пропали последние сомнения в том, что жизненно важно слово в слово вспомнить сообщение, оставленное Беллини коллеге из Орегона. Но память никак не хотела ему помогать.

Каждый вечер, расстилая кровать, горничная клала на подушку завернутый в фольгу мятный леденец и наполняла ведерко со льдом. Скривившись, процедура предстояла неприятная, Младший отнес ведерко в ванную.

Разделся, включил холодную воду, встал под душ. Постоял, надеясь, что шок будет достаточно силен, чтобы растормошить подсознание. Надежда не оправдалась.

С неохотой, но убежденный в том, что рекомендации учителя обязательно дадут нужный результат, Младший зачерпнул из ведерка горсть ледяных кубиков и прижал их к самому теплому и дорогому местечку.

Через несколько затянувшихся на часы минут, дрожа всем телом, вскрикивая от жалости к себе, но не потеряв сознания от переохлаждения, Младший вспомнил недостающие элементы сообщения, записанного «Ансафоном».

«Бедняжка… кровоизлияние в мозг… ребенок выжил…»

Он выключил воду, вышел из ванны, энергично растерся, надел две пары трусов, лег в постель, натянул одеяло до подбородка. И задумался.

Ванадий на кладбище, с белой розой в руке. Идет между надгробиями, чтобы постоять рядом с Младшим у могилы Наоми.

Младший спросил, на чьи тот приходил похороны.

«Дочь друга. Говорят, она погибла в дорожно-транспортном происшествии в Сан-Франциско. Она была моложе Наоми».

Друг оказался преподобным Уайтом. Дочь — Серафимой.

Заподозрив, что причина смерти не ДТП, Ванадий, судя по всему, попросил Беллини навести справки.

Серафима умерла… но ребенок выжил.

Простой расчет показал Младшему, что Серафима забеременела в тот самый вечер, когда делила с ним ложе в доме пастора, под аккомпанемент проповеди.

Бедная Наоми погибла с его ребенком под сердцем, Серафима умерла, рожая его ребенка.

Волна гордости разом согрела заледеневшие яички. Он достиг половой зрелости, его семя воспроизводит потомство. Конечно, Младшего это не удивило. Однако убедительное подтверждение того, что мужчина он хоть куда, грело душу.

Радость, правда, охладило осознание того, что анализ крови принимается судом в качестве вещественной улики. Судебные медики смогли определить, что он — отец ребенка, погибшего вместе с Наоми. Если они продолжат расследование, то выяснят, что отец ребенка Серафимы — тоже он.

Вероятно, дочь священника не выдала его и не обвинила в изнасиловании, прежде чем умерла. Иначе он давно бы сидел за решеткой. Но девушка мертва, и прокуратура не сможет предъявить ему убедительного обвинения, даже если лабораторные тесты и покажут, что ребенок от него.

Так что угроза, о которой предупреждала интуиция, заключалась в другом.

Дальнейшие раздумья скоро все прояснили. Младший сел, охваченный тревогой.

Двумя неделями раньше, в больнице Спрюс-Хиллз, его как магнитом тянуло к наблюдательному окну в палате новорожденных. А потом, стоя у окна, он вдруг почувствовал безотчетный страх, едва не лишивший его разума. Должно быть, благодаря шестому чувству осознал, что этот загадочный Бартоломью имел какое-то отношение к младенцам.

Младший отбросил одеяло, спрыгнул с кровати. В двух парах трусов закружил по номеру.

Наверное, он не смог бы выстроить всю цепочку умозаключений, если бы не был верным последователем Цезаря Зедда. Если общество побуждало людей не придавать особого значения интуитивным догадкам, считая их алогичными и даже параноическими, Зедд указывал, что в основе интуиции лежит животный инстинкт, что благодаря ей людям может открыться истина.

Бартоломью не просто имел какое-то отношение к младенцам. Бартоломью был младенцем.

Серафима Уайт уехала в Калифорнию, чтобы родить там ребенка и избавить родителей от позора.